Шкатулка с бабочкой

— Итак, сколько ты собираешься здесь оставаться? — спросила она, пока они прохаживались по полю, хрустя ботинками по снегу.

— Пока не знаю, — ответил Рамон, борясь с желанием как можно быстрее возвратиться в мирную домашнюю обстановку, которую создала для него Эстелла.

— Ничего не изменилось, не так ли? — вздохнула она. — Ладно, тогда я сообщу тебе, сколько ты здесь пробудешь — неделю, возможно, десять дней, а затем мы начнем тебе надоедать и ты снова испаришься.

— Ты и дети никогда мне не надоедали, — совершенно серьезно возразил Рамон.

— Вот как? — едко спросила она. — Во всяком случае, впечатление было именно такое.

— Послушай, Элен. Я сожалею, что не позвонил, но я хотел сделать тебе сюрприз, — мягко сказал он, положив ей на плечо свою большую руку, которую она тут же резко сбросила. — Феде была рада видеть меня, — добавил он и слегка улыбнулся, но улыбка получилась печальной.

— Ну, еще бы. Не тебе ведь приходилось в течение одиннадцати месяцев вытирать ее слезы. Не проходило и дня, чтобы она не думала о том, что, возможно, именно сегодня папа, наконец, объявится. Что же это за детство, Рамон? Если бы ты хотя бы регулярно писал, поддерживал контакт, посвящал ее в свои планы, то она не жила бы в такой неопределенности. Девочка ощущает себя очень незащищенной, понимаешь? И я страдаю вместе с ней. — В ее голосе прозвучала горькая нотка.

— Я постараюсь исправиться, — отозвался он.

— А как насчет Хэла? — продолжила она. — Все обстоит так, будто он вообще не существует. Ты написал Феде, но не ему. Он ведь твой сын, и он, так же как и Феде, нуждается в тебе. Может быть, даже в большей степени, поскольку никогда не общался с тобой так близко, как дочь.

— Ты права, — просто ответил он. — Ты права во всем. Я приехал сюда совсем не для того, чтобы спорить с тобой.

Элен удивленно заморгала и уставилась на засыпанные снегом деревья, стоявшие перед ними. Она совершенно не ожидала, что он окажется таким покладистым.

Они шли по дороге, пока не добрались до высоких скал, резко обрывавшихся к морю. Элен привела его к маленькой железной скамье, где она часто сидела в одиночестве, любуясь морским пейзажем. Открывавшийся здесь вид уходил в туман бесконечности, возвращая ее душу в сладкие дни прошлого до тех пор, пока не появлялась раздражительность, вызванная настоящим, и приятные видения не исчезали. Сейчас она сидела и смотрела на замерзшее небо и льдистые облака рядом с мужчиной, любовь которого когда-то согревала ее как солнце. Еще раз горизонт поманил ее душу из сумерек несчастья, и она вспомнила, как это тогда было. Она чувствовала, как ее сердце оттаивает среди великолепия этих ярких воспоминаний. Дрожащей рукой она вытащила из кармана зажигалку и зажгла сигарету. Ее угнетало довлеющее над ней присутствие Рамона и желание заплакать. Как же все могло так ужасно закончиться?

— Как твои родители? — спросила она после паузы, прижимая руку к ноющему виску.

— Хорошо. Они сейчас в Качагуа.

— Мне не хватает Качагуа, — тихо произнесла она, будто разговаривая сама с собой. Она не смотрела на него, продолжая вглядываться в собственные воспоминания. — Я скучаю по теплу, по морю, по южным ароматам. Я никогда не думала, что мне их будет не хватать, но случилось именно так.

— Когда любишь сразу две страны, это создает проблему, ведь всегда хочется быть там, где сейчас отсутствуешь, — сказал он. — Иногда лучше не иметь выбора.

— У тебя, должно быть, действительно тяжелая жизнь, поскольку у тебя для выбора есть весь мир, — обиженно заметила она.

— Но у тебя всего два варианта, а иногда такой выбор более труден.

— О, я здесь очень счастлива. Очень, очень счастлива, — повторила она, но интонация, с которой это было сказано, не убедила ни Рамона, ни ее саму.

— Твои мигрени так и не прекратились? — спросил он, заметив, что она потирает пальцами висок.

— Нет, но со мной все в порядке. Они приходят и уходят, — ответила она, давая понять, что эта тема исчерпана.

— Иди сюда, — сказал он, поворачивая ее так, что она оказалась спиной к нему. Она попыталась возразить, но он своими уверенными жестами заставил ее замолчать, положил руки ей на голову и приступил к массажу.

— Правда, Рамон. Со мной все в порядке, — она еще раз попыталась вяло поспорить, в то время как его прикосновения заставили ее кожу почувствовать приятное покалывание, вызванное ностальгическими ощущениями.

— С тобой не все в порядке, но я приведу тебя в норму, — произнес он и рассмеялся.

Ее возмутила его неуместная жизнерадостность, и она стала гадать, почему для него всегда и все обстоит так просто и понятно.

Пальцы Рамона, растиравшие ее голову, давали слишком приятные ощущения, чтобы им сопротивляться, поэтому она прекратила борьбу и откинулась назад, задерживая дыхание. По мере того как она расслаблялась, его руки опустились вниз по ее плечам, двигаясь под пальто и свитером прямо по коже.

— Расскажи мне, как обстоят дела у детей? — спросил он, и она поведала ему об увлечении Федерики семейством Эплби, ее влюбленности в Сэма и успехах в школе.