Шкатулка с драгоценностями

Его чарльстон производил впечатление... Но как же могло быть иначе? Он, придумавший Модницу, плохой мальчик американской литературы, танцевавший со всеми этими красотками в бриллиантах с толстыми мужьями, которые, несомненно, ревниво наблюдали, притаившись по углам! Ему, безусловно, не требовались уроки у Тини-Вини. Он прекрасно кружил ее по клубу «Лидо», ее ноги едва касались пола. Он заставил ее почувствовать себя невесомой. Эмоции бурлили в ней, находя выход в безудержном смехе. Он тоже улыбался и чувствовал себя молодым человеком, каким был, когда впервые замыслил Веронику.

Когда в конце концов они, пошатываясь, запыхавшиеся и растрепанные, прошли с танцевальной площадки за свой столик (Манни Хопкинс, хозяин, освободил его для них, заметив, что они пришли вместе) с хорошим видом на оркестр и специально сегодня приглашенной певицей, Вайолет Ламор, приехавшей прямо с выступления в нью-йоркском «Монмартре», О'Коннелл подозвал официанта и заказал шампанское. Грейс импульсивно повернулась к нему и спросила:

– Мы что-то празднуем? Вы закончили ваш роман? Его лицо помрачнело.

– Декстер, я беру у вас интервью для газеты! Я должна расспросить вас о романе.

– Ах да! – сказал он. – Интервью. Я и забыл о нем.

– Это была ваша идея.

– И не лучшая.

– Дики решил, что, наверное, вы закончили роман.

– Он так решил?

Они замолчали, увидев официанта с шампанским.

Взрыв аплодисментов. Вайолет Ламор вышла к микрофону. Она была крошечного роста и очень худой, но ее голос, когда она запела, оказался потрясающе глубоким и звонким, с налетом трагичности. О'Коннелл растроганно смотрел на нее.

Потягивая шампанское, Грейс наблюдала за О'Коннеллом, глядящим на певицу. Она была с ним уже пять часов. Очень скоро вечер закончится, и она вернется в Хэмпстед, к своей семье, к своей лихорадочной, но скучной жизни. Каким-то образом ей придется урвать время, между двумя часами сна и дневной работой у Пирсонов, чтобы накропать членораздельное газетное интервью из того, что, безусловно, закончится вечерним флиртом и какой-то странно напряженной словесной дуэлью, проникнутой чувством, что где-то в глубине души они пришли к взаимопониманию и оба знают, что танцевали не только по необходимости.

Или это взаимопонимание лишь плод ее воображения? Не принимает ли она желаемое за действительное?

– Эти последние несколько лет... годы вашего молчания...

– А! Опять интервью! – Он сделал большие глаза. – Мне бы, как любому нормальному человеку, следовало просто пригласить вас на свидание!

– Вы прячетесь от мира, потому что не хотите принадлежать ему. Будучи великим писателем, вы чувствуете себя загнанным в ловушку. Как и будучи плохим мальчиком. Все знали, кто вы на самом деле, и сначала вам это нравилось, но потом вы обнаружили, что больше этого не хотите. Чтобы остаться самим собой, вам было необходимо сбежать! Я не знаю, где вы были все это время и что вы делали, но именно это я и собираюсь узнать.

Лицо О'Коннелла смягчилось. Ее рука лежала на столе, и он, дотянувшись, накрыл ее своей ладонью так, что их пальцы соприкоснулись. Только пальцы.

– Вы столь же умны, сколь и красивы. Стон.

– Как огорчительно, что из всех людей именно вы произносите эти слова.

– Простите, что расстроил вас.

Его пальцы все еще покоились на ее пальцах. Только кончики. Но этого было достаточно.

– Я всего лишь мужчина.

– Во всяком случае, я не красавица. Я слишком язвительна. Слишком ершиста. Я хорошо одеваюсь. Я умею подать себя в самом выгодном свете, знаю, где лучше подстричься. Я гораздо более умна, нежели красива. – Из груди у нее вырвался вздох. Ей так хотелось хоть на мгновение положить голову ему на руку. Почувствовать, как его рука гладит ее волосы.

– Вы спрашивали о романе. Так вот, нет никакого романа. От меня сейчас не так много осталось. После... За последние несколько лет.

– Значит, это некий творческий тупик?

– Не совсем. Со мной происходит нечто иное. Сейчас мне нужно узнать совсем другую жизнь. Что-то совершенно отличное от того, что я испытывал раньше. Это послужило бы своего рода топливом для моей дальнейшей работы.

Вайолет Ламор запела новую песню. Мрачную песню о нескончаемой бархатистой ночи.

– Что же мне сказать в интервью? О романе?

– Говорите что хотите. – Теперь его рука все крепче сжимала ее руку. – Скажите то, что хотят услышать ваши читатели. Кто знает, может быть, когда-нибудь это и окажется правдой.

Тепло его руки. Меланхоличное пение. Терпкий запах вина. Его ясные глаза, в которых таилось что-то загадочное.

– Я не хочу, чтобы этот вечер кончался, – не думая, произнесла она. – Я не хочу домой.

Он улыбнулся.

– И не возвращайтесь!

Из «Встречи Дайамонд Шарп с Декстером О'Коннеллом»