Тайна находится за пределами обобщенных знаний. А то, что существует за пределами обобщенных знаний, – ближе всего к Истине. Все, что откроется тебе в ходе работы, должно остаться между нами. Остальные знают совсем немного о том, что мы делаем. Кроме тебя, никто не видел всех часов. Если бы я мог научить тебя только чему-то одному, я бы сказал следующее: даже под простой личиной – не важно, человека или часов – могут скрываться самые неожиданные вещи.
Аббат захлопнул ящик.
Речь графа смутила Клода и одновременно очаровала его. Причины смущения были вполне ясны: связь между тайной и Истиной с большой буквы сложно назвать крепкой. Что касается очарования, то его причиной явилось проникновение в скрытую жизнь аббата. Клоду передали часы, и он стал больше чем просто партнером Оже. Граф впервые показал, что мальчик ему действительно нужен. Перспектива росписи эмали не слишком вдохновляла Клода, это правда. И все же, пока мальчик высчитывал длину мужского достоинства аббата, он представлял, как становится профессионалом в области эротического эмалирования, и надеялся, что сотрудничество с графом доставит ему больше удовольствия, чем все, что он делал до этого.
10
Первые эротические картинки Клод расписывал на пластинках из медного сплава. Без всякого вдохновения он рисовал доярок в страстных объятиях любовников, изящных дамочек, изображавших собак в период течки, и собак в период течки, изображавших изящных дамочек. Со временем он начал рисовать докторов, нотариусов и священников, использующих свое профессиональное оборудование (клизмы, перьевые ручки, инкрустированные драгоценными камнями наплечники) совсем не в профессиональных целях. Он живописал холмы и равнины человеческого тела: бедра, груди и животы, их разделяющие. Вскоре он мог состязаться в знании анатомии с самим Адольфом Стэмфли.
Картинки с «философским» смыслом, привезенные из Парижа, изображали купальщиц на биде, садомазохистов, эксгибиционистов и даже более мрачные проявления извращенного сознания. Некоторые из них были отобраны из серий гравюр на стальных пластинках, предназначенных для домов терпимости. Их прокладывали между страницами скучных религиозных учебников. Присутствовали там и чопорные сабинские картины, и описания любовных игр Афродиты и ее сына – Эрота. Изображения стали интереснее, когда Клод начал добавлять к ним что-то свое. Он совмещал собственные наброски и картинки из книг. К телам мифических животных он пририсовывал лица деревенских жителей. Клод нарисовал «Девушку в кружевах», похожую на судомойку Катрин. У греческих и римских богов были головы мясника и кузнеца Турне. Призрачная похоть Фрагонара стала более реальной и земной, когда на картинке появился деревенский мостильщик улиц, заглядывающий под юбку девочке, сидящей на качелях. Как мог Клод устоять и не сделать этой девочкой Фиделиту?
Но новизна даже таких рисунков постепенно исчезла. Расписав более полусотни часов, Клод обнаружил, что поддерживает свой интерес только за счет новых техник эмалирования. Он экспериментировал с набором четырехугольных резцов, при помощи Анри расширял спектр доступных цветов. Только и это не помогало справиться со скукой. Как-то раз, когда они с аббатом выкапывали на улице селитру, Клод рассказал ему о своих переживаниях. К сожалению, граф недооценил то, насколько недоволен собой мальчик. Возможно, потому, что это привело бы Оже к недовольству самим собой.
– Ты хочешь больше времени посвящать изучению звуков? – спросил аббат. – Нет? Тогда что же?
Клод не знал.
– Я не понимаю, почему твой талант тебя не устраивает. Многие художники приобретают качества, которые характерны для эмали. То есть эмаль трескается – и они тоже, эмаль плавится – и они туда же. Но не ты, Клод, не ты! Ты смог встретиться с огнем печи лицом к лицу и охладить его пыл.
Вскоре после этого разговора аббат решил, что не стоит растрачивать талант Клода на роспись дешевых пластинок из медного сплава. «Мальчик должен писать только по серебру и золоту», – подумал Оже. Счетовод одобрил это решение. Просмотрев свои таблицы доходов, он выяснил, что более дорогие металлы приносят большую выгоду и что впервые за все время пребывания графа в Турне его финансовое положение стало относительно стабильным.