Шкатулка воспоминаний

Сделанная из прядильного колеса, того самого, что обнаружили во время уборки, сушилка крутилась, подобно карусели, высоко над крышей, тем самым избегая встречи с грязными сточными трубами и дымом из соседских каминов. В обмен на сушилку Маргарита бесплатно стирала для Клода и Пьеро, поэтому вскоре плащ первого и рабочие халаты последнего, ранее заляпанные внутренностями птиц, развевались на ветру рядом с ее бельем.

Новости о такой изобретательности быстро распространялись, и Плюмо даже поместил в одном местном журнале небольшую статейку с броским заголовком «Чудо-чердак». Журналист описал «лебедочные и зеркальные изобретения юного ученика продавца книг», хотя и не упомянул имени Клода.

Медленно, практически незаметно для него самого эти работы оживили юношу. Реставрация чердака привела к реставрации его души. Иногда, конечно, тоска возвращалась, в такие ночи он валялся в постели и смотрел на изменившиеся по его вине очертания окна, на зеркала и веревки, на лебедку и предохранитель, на одежду, свисающую с сушилки. Воскресными ночами Клод засыпал с образом развевающихся простыней в голове, которые превращались в паруса турецкой галеры, на которой он навсегда уплывал из Парижа. А когда он просыпался, происходила еще одна метаморфоза: развевающиеся простыни становились кусочками бумаги с пресловутыми «перлами», приклеенными к столу из красного дерева.

Часть V «Перл»

28

Ливре сочинил «жемчужину», вошедшую в шкатулку артефактов Клода, поздно ночью, в четверг, когда магазин уже закрылся, а слуги разошлись по домам. Он сидел за своим столом в течение некоторого времени и пытался бороться с расстройством желудка. Книготорговец выпил порцию венецианской патоки – средства, имеющего приятный аромат кардамона. Выпить-то он его выпил, но это никак не отразилось на его желудке. Ливре продолжал пускать газы. Он попытался отвлечься, листая различные зарубежные и местные списки литературы, а также периодические издания и объявления, сложенные аккуратной стопочкой на столе. Среди них была «Газетт», купленная лишь для видимости и оставшаяся непрочитанной, небольшой «Меркюр де Франс» в серо-голубой обложке и обязательный «Журналь де Пари». Перед тем как обратиться к списку подпольной литературы в поисках объявлений, которые могли угрожать его делу, Ливре просмотрел «Журналь». Он вырезал из него две или три статьи, положив их в соответствующие отделения стола. Записал две ссылки в свою книжечку. На обратной стороне второй газетной вырезки Ливре натолкнулся на статью неизвестного журналиста под заголовком «Чудо-чердак». В ней описывалась комната, где «стулья поднимаются к потолку, а кровать закрывается подобно разводному мосту какой-то древней страны». Автор статьи упомянул «находчивого ученика продавца книг, которому удалось превратить жалкую комнатушку в микрокосмос недорогих изобретений». Сначала Ливре не обратил внимания на статью, но фраза «ученик продавца книг» засела у него в голове. Разве мог это быть Клод?! А разве не мог?

Первой реакцией на подобное известие стало желание наказать, приготовив обернутую в сукно палку до того, как Клод вернется следующим утром. Однако, подумав над последствиями такого проявления чувств и умерив свой гнев, Ливре заставил себя вспомнить, что предыдущие попытки подчинить ученика (как при помощи плетки, так и словесно) не увенчались успехом и никак не сказались на желании этого сорванца мастерить. Сколько раз он хлестал его и повторял: «Помни! Ты лишь ученик продавца книг, страница в книге Люсьена Ливре!» Нет, ему следовало поменять стратегию) сменить гнев на милость. Через несколько дней у Ливре был готов план, и он принялся за его осуществление.

Ничего не подозревающий ученик вошел в магазин с неприкрытыми руками и кое-как застегнутым камзолом – в первой петле сидела вторая пуговица, во второй – третья, и так – до самого пупка. Ливре сглотнул и глубоко вздохнул, чтобы пресечь карательные инстинкты. Вместо того чтобы ударить, он нежно похлопал Клода по спине и сквозь стиснутые зубы осведомился, как тот себя чувствует. За обедом Ливре не ругался, что ножи тупы, а лук-порей еще сырой (лук-порей заменил картофель). Он глотнул своей любимой сельтерской воды и притворился добродушным дядюшкой, что сразу насторожило Клода.

– Клод, как долго ты уже находишься здесь, в мире моего «Глобуса», в Библиополисе?

Откуда-то сзади донесся голос:

– Триста двадцать семь дней!

Ливре бросил сердитый взгляд на кузину и затем вновь повернулся к Клоду: