Шкатулка воспоминаний

Три подвыпивших друга попросили счет и потопали к коляске. Рухнув на мягкие сиденья «Люсиль», Клод вновь загрустил:

– Я был частью ее развлечений, но не частью жизни. Как вышло, что переплелись любовь и деньги? Парадокс. Как вышло, что в момент наибольшего презрения к ней я и восхищался ею сильнее, чем когда-либо? Мои чувства – экстаз и ненависть – никогда не достигали такого апофеоза. – Тут Клод высунулся в окно, и юношу стошнило.

– О, я хорошо знаком с этой стадией опьянения! Ты веселился, а теперь почувствуешь себя больным и никчемным – сейчас ты прошел через этап заболевания. Есть только один выход – предаться любовным утехам! – Журналист велел извозчику везти их на улицу позади Пале-Руаяль.

Они прибыли к месту назначения в час, когда ни одни куранты в городе уже не били. Плюмо и Клод выпрыгнули из «Люсиль». Они еле держались на ногах.

– Ты просто в дымину пьян! – сказал извозчик, перед тем как уехать.

Плюмо и Клод, пошатываясь, отправились дальше, хотя сначала выслушали предложения прыщавой проститутки с щелью между зубами и продавца горячей картошки. От обоих соблазнов они отказались. Друзья также остановились у магазина и обильно помочились на ставни. Плюмо порылся в карманах и вытащил оттуда медную монетку. Он вручил ее Клоду.

– Это не простые деньги. Это символ моего пристрастия. И символ кое-чего еще.

В этот момент двое решились на следующий смертный грех.

У Клода были широкие познания, правда, чисто умозрительные, о распутстве и прелюбодеянии. Хотя он и читал многое из того, что было напечатано в самый эротический век, а также лично ознакомился с секцией «Проститутки» Коллекции за Занавеской, все же юноша избегал платить за удовольствия. Кроме того, страх заразиться какой-нибудь гадостью охлаждал его любопытство.

Заведение мадам Роуз располагалось рядом с лавкой мясника, соседство вполне приличное, как полагал Плюмо. Клод слегка протрезвел, когда они вошли в публичный дом. Гостиная была оформлена недурными шелками, и хозяйка, красивая женщина лет сорока, поприветствовала Плюмо с таким видом, будто он старый знакомый (это не оставляло сомнений в его частых посещениях сего дома терпимости). Жрицы любви сидели на диванах в различных позах. Хозяйка, взяв у Клода жетончик, прошептала ему:

– Молодой человек предпочитает горячих крошек?…

– Мадам, прошу вас! – вмешался Плюмо. – Позвольте мне самому познакомить их.

Он начал сообщать noms de lit[88] женщин.

– Это Пони, – сказал писатель о даме, которая откидывала волосы за спину.

– Потому что у нее такая пышная грива? – поинтересовался Клод.

– Нет, тут дело в другом. Она использует в своей работе различные сбруи – отсюда и прозвище.

– А зннннаешь, – сказал Клод, с пьяных глаз вспоминая свою любовницу, – Александра тоже их любила. И еще порошок из шпанских мушек[89] – я его видел в ее шкафчике…

– Твоя женщина не тем пользовалась, – сказала хозяйка. – От мушек появляются волдыри. А ведь есть столько других способов… – Она вытащила пробку из графина и нанесла немного мятного крема на губы.

Плюмо обратил внимание Клода на другую девушку:

– Давай продолжим. Это Краб. Ее так назвали, потому что ее ноги смыкаются за спиной клиента подобно клешням. – Журналист зашептал: – Хотя есть и другая причина. – Плюмо потирал монетку, пока рассказывал. – Вон та, что в углу, – Хищница. Она сразу набрасывается на гениталии клиентов. А вот эту я прозвал Ангеликой. Она вдохновила меня на ту строчку в «Ксанасе», помнишь? – Плюмо процитировал сам себя: – «Ангелика вовсе не была застенчива. Она задирала юбку при каждом удобном случае, и весь мир мог на секунду увидеть ангела». – Проститутка подтвердила сказанное, повторив вышеописанное движение.

В конце концов Клод выбрал вместо всех представленных дам полусвета другую, Плюмо неизвестную, по имени Бретона. Хозяйка сказала, что это новенькая и весьма оригинальная дама. К удовольствию своих клиентов, она разыгрывает сказки, да так убедительно, как и не снилось Лафонтену.

– Через несколько часов, – сказала блудница, – ты будешь счастлив, как никогда.

Она оказалась права. И все же на следующий день Клод проснулся с неприятным осадком, оставшимся после бурной ночи. Он вновь страдал. Ведь Александра отвергла не только его, но и его интересы. Кроме того, наступил понедельник, и Клоду предстояло вновь подчиниться деспотии Ливре.

37