Шхуна «Мальва»

У берега, пришвартованная к полузатонувшей барже двумя причалами, переваливалась с волны на волну шхуна. Новая фок-мачта блестела свежей краской, медная рында золотыми искрами горела на солнце. Верхняя половина грот-мачты была заменена новым брусом, не убранные с палубы стружки остро пахли сосной. С левого борта шхуны свисал шторм-трап, возле которого стоял полицай.

Увидав Штиммера, он откозырял ему и, когда немец начал подниматься по шторм-трапу, угодливо подал ему руку. На Глыбу полицай взглянул мельком, но Ивану показалось, что тот ехидно улыбнулся: «Вот, мол, не я один прислуживаю, нашлась и еще птаха».

После того как осмотр шхуны был закончен, Штиммер сказал Ивану:

— Корабль — зер гут! Ты, Иван Глиб, отвечайт за него своей глюпой голова. И голова своей старенькой матка. Понятно? Ты подбирайт себе команда рибачок и — фью! Пошел море за рыбка.

Иван перегнулся через борт и зло пробормотал:

— Скорей вошь через океан переплывет, чем вы рыбки дождетесь...

— Что есть? — спросил Штиммер.

Иван посмотрел на лейтенанта и ответил:

— Я рыбак. А шхуну водить не умею. Нужен шкипер. Шкипер нужен, господин немец!

— О! — засмеялся Штиммер. — Шкипер будет находиться. Ты подбирайт команда.

Прошло уже десять дней, а Глыба не разыскал еще ни одного рыбака, который бы согласился ловить для немцев рыбу. Дважды на шхуну приезжал Штиммер, ругался, кричал, грозил, но Иван отвечал одно и то же:

— Шкипер нужен, господин немец. Рыбаков найдем.

Вместе со своим одиннадцатилетним братишкой Ленькой Иван отвел шхуну на рейд и бросил якорь. И вот покачивается шхуна на плавных волнах, смотрит рыбак Иван Глыба на потемневшее от густых сумерек море и думает: «Согласился бы Петро Калугин пойти на шхуну, мы бы наловили немцам рыбки! Пару бычков паршивых дали бы Штиммеру и — баста: нету рыбки, господин немец. А наших и подкормить можно было бы... Но заладил Петро одно и то же: «Ты, Иван, вроде как двуличный человек. Говоришь, что работать на немцев не будешь, а сам уже и жить на немецкое судно перебрался. Не о чем нам говорить с тобой, Иван Глыба».

Иван снова свернул цигарку, закурил и присел на палубу. На душе у него было пасмурно, как на море от этих угрюмых туч.

— Эй, на шхуне-е-е!..

Иван Глыба поднял голову и прислушался.

— На шхуне-е-е! — снова донесся с берега голос, приглушенный всплеском волн.

«Кого это черти принесли?» — подумал Иван и, сложив ладони рупором, закричал:

— Чего надо-о-о?..

— Шлюпку, Иван! Шлюпку-у-у!

Рыбак отвязал шлюпку, спустился в нее по веревочной лестнице и, взмахнув веслом, направился к берегу. И когда почувствовал песчаное дно, различил в темноте силуэт человека и увидел огонек вспыхивающей цигарки.

— Здорово, рыбак! — Петро Калугин крупно шагнул навстречу шлюпке, рывком вытащил ее на берег. — Не узнал?

Иван радостно улыбнулся, протянул товарищу руку.

— Надумал, Петро? — с надеждой спросил он. — Пойдешь на шхуну?

Петро не ответил. Молча сел в шлюпку.

Иван опустил голову. Вспыхнувшая было радость сразу погасла, и на душе снова стало скверно, как прежде.

Ветер гнал тучи на запад, и косые волны боком опрокидывались на берег. Пенные гребни выносили на песок мелкие камни и гальку, шуршали тысячами брызг и таяли в темноте. Сквозь разрывы туч проглянули звезды.

— Хорошо на море у нас, а, Иван? — вдруг заговорил Петро. — Не разлюбил ты его?

— Об этом ты с братухой моим поговори, с Ленькой, — угрюмо ответил Иван. — А со мной лясы точить нечего. Пришел, так говори зачем...

— Вон ты какой стал! — деланно засмеялся Петро. — Строгий. У Штиммера научился?

Иван всем телом подался вперед.

— Ты что сказал?

— Что слышал, — спокойно ответил Петро. Иван привстал с кормы.

— Ты!.. Припадочная малявка!.. — задыхаясь, прошептал он. — Скажи еще раз и...

— И скажу, Иван, скажу, — тихо ответил Калугин и тоже наклонился вперед. — Затем и пришел к тебе. А что припадочный я — не моя в том вина, сам знаешь. Не от тебя, Иван, слышать бы мне это.

Иван как-то сразу остыл и грузно сел на свое место. Ему стало стыдно. Был у Петра Калугина тяжелый недуг, от которого страдал он душой и телом. Нежданно-негаданно вдруг побледнеет, потом посинеет лицо у парня, упадет Петро, и бьет его об землю страшная сила, бьет в кровь. Сколько ни лечился Петро, у каких только врачей не был, а болезнь продолжала крепко сидеть в его теле, с каждым разом напоминая о себе все больше и больше...

— Ты, Петро, прости уж меня, — с грубой хрипотцой, какая бывает только у рыбаков, проговорил Иван. — Не хотел я, Петро... Само как-то.

— Ладно. — Петро немного помолчал. — Не об этом речь будет. Ты вот скажи мне, Иван, всерьез ты решил Штиммеру рыбу ловить?

— Дурак ты! — резко ответил Глыба. — Кто другой сказал бы мне это, ноги бы повыдергивал. Фашист я, что ли?!

— А чего ж до сих пор волынку тянешь? — выкрикнул Петро. — На тебя люди уже пальцами показывают. Десять дней на шхуне живешь, с немцем переговоры ведешь. Ослепли мы, думаешь, не видим?