Школа

Лежим с Олькой на пляже на Днепре. Я – с учебником по физике, она – с книжкой Чейза. В купальнике она смотрится классно: фигура – что надо. Издалека никогда не скажешь, что малая.

Жарко, народу много – пацаны, бабы, мамаши с малыми, деды в «семейниках» по колено и старухи с отвислыми грудями. А бабы есть ничего – одна лежит около нас, в оранжевом купальнике, тоже читает книжку.

– Что ты на нее смотришь? – громко спрашивает Олька.

– Не смотрю я на нее.

– Нет, смотришь.

– Сказал – не смотрю, значит – не смотрю.

– Неправда, смотришь. Что, хочешь с ней по знакомиться?

– Ага, само собой.

– А хочешь – я подойду к ней и скажу: мой парень хочет с тобой познакомиться. Я б, конечно, на твоем месте с такой крысой не знакоми лась, но тебе видней.

Баба закрывает книжку, глядит на нас и говорит колхозным голосом:

– Э, малая, это ты про меня?

– А если и про тебя – что тут такого?

– Следи за базаром, а то щас нащелкаю по еблу.

– Сама следи за базаром.

– Э, ты что, хочешь, чтоб я встала? Тогда ты ляжешь.

– Я и так лежу. И ты меня не пугай, коза сраная.

– Щас увидим, кто коза сраная.

– Э, ты поспокойнее там, – говорю я бабе. – Тебя еще здесь никто не трогал.

– Не хватало еще, чтоб меня трогали. Скажи своей малой, чтоб не брала много на себя, а то ставится выше консервной банки.

– Ну, а дальше что?

– Ни хуя.

– Вот давно бы так.

Баба открывает свою книжку и читает дальше.

– Ладно, пошли купаться, – говорю я Ольке.

– Пошли.

Вода – ледяная. Олька заходит по колено, а дальше – боится.

Я ныряю – ну и холодина, – выныриваю и брызгаю на нее. Она пищит, брызгает на меня. Я подплываю, хватаю ее за плечи.

– Сейчас утоплю.

– Еще кто кого утопит.

Мы кувыркаемся в воде, как малые, орем на весь пляж, брызгаемся.

Выходим из воды – течение снесло нас метров на сто в сторону от шмоток. Идем вдоль берега назад, падаем на покрывало чуть живые. Олька одевает свои солнечные очки. Классно так – накупаться, потом поваляться на солнце, погреться.

По Днепру плывет моторка. За ней расходятся волны, и малые прыгают на них, пищат и хохочут.

***

Сижу на консультации по физике. Вопросов ни у кого нет: кто учил, тем понятно все, остальным, вроде меня, – ничего. Все ждут, когда классная свалит, чтобы можно было наметить билеты. Ясно, что она не зря оставила пачку билетов в своем столе, в верхнем ящике – Коноплева перед консультацией залезла и нашла. Классная знает, что мы наметим билеты, но притворяется, типа, все, как надо.

– Ну, ладно, ребята, успехов вам. И не волнуйтесь: все будет нормально, – говорит она и выходит из кабинета.

Бабы идут к столу, достают билеты. Все толпятся около них, кроме Антонова, Князевой и Сухих. Эти собираются уходить.

– Э, постойте, – говорит Коноплева. – Да, я понимаю, – вы, конечно, все знаете, все выучили, и вам все равно какой билет отвечать. Ну а если вытянете чей-нибудь намеченный?

– Не бойтесь, я буду тянуть из ненамеченных, – говорит Антонов.

– Ладно, смотри. И вы тоже, хорошо?

Отличники и Сухие уходят.

– Какой ты билет хочешь? – спрашивает меня Коноплева.

– Мне все равно. Любой. Скажите какой – и я выучу.

– Ты что, такая основа по физике, что любой билет выучишь?

– А что, на тройку можно и любой.

– Ну, не знаю. Ладно, билет номер семь.

– А что в нем?

– Нет времени, дома сам посмотришь – мы все билеты писали.

Я иду домой. На небе тучи, сейчас пойдет дождь. На качелях катается малая. Ей лет двенадцать, приехала в гости к своей тетке, Людке со второго этажа, и катается на качелях с утра до вечера. Мамаша говорит, что эта малая – шизанутая, учится в школе для дурных.

***

Районо не разрешило на выпускном пить водку и вино. Можно только шампанское, и то – строго по бокалу на человека.

Я, Антонов, Князева и Бочарович хотели раскрутить классную, но она уперлась. Вы, типа, уйдете из школы – и все, а нам здесь еще работать и работать.

Тогда мы скинулись на три пузыря портвейна. Предлагали и Сухим, но эти, само собой, отказались.

Первый раз бухаем в мужском туалете на первом этаже – пузырь на четверых, из горла. Я и Антонов суем два других пузыря под пиджаки и берем с собой в столовую.

Там за одним столом – наш класс и «а», за вторым – учителя и родоки. На столах – торты, шампанское и лимонад.

Я беру бутылку шампанского, обрываю фольгу, раскручиваю проволоку. Пробка – в потолок, бабы пищат, шампанское проливается, но немного. Я хватаю бокалы и разливаю.

За вторым столом разливает директор. Потом он встает, берет бокал и говорит тост:

– Мы рады поздравить вас, ребята, с окончанием школы и со вступлением во взрослую жизнь. Нам и грустно, и радостно в этот день. Грустно, потому что вы уходите из нашей школы навсегда, и радостно, потому что мы за вас спокойны и верим в то, что вы сможете найти свою дорогу в жизни. За вас, ребята!

– Рыжий пиздит без бумажки – совсем, как Горбачев, – шепчу я Антонову.

Он лахает. Чокаемся, проливая «шампунь» на стол, пьем. Идет нормально, но главное теперь – не останавливаться. Я открываю пузырь и разливаю под столом в чашки. Пусть думают, что в чашках лимонад.