Школа адвокатуры

Нет нужды записывать показания свидетелей; следите по мере допроса каждого за протоколом судебно-полицейского разбирательства, но не для того, чтобы придираться к словам или ловить всякую пустую ошибку или разноречие, а для того, чтобы отметить существенное различие и существенные противоречия. Если такие найдутся, вы укажете на них присяжным при перекрестном допросе. Это надо сделать, ибо иначе они не узнают об этих противоречиях. Ниже я остановлюсь на этом с большей подробностью, ибо это требует большого умения и имеет большое значение. Если перед вами в лице свидетеля ловкий человек, он сумеет так искусно примирить все противоречия и ошибки в данном им показании или, по крайней мере, настолько сгладить их, что они потеряют значение в глазах присяжных. Ваша задача вовсе не в том, чтобы устранить его ошибки или помочь ему выпутаться из них, а, напротив, закрепить их перед присяжными и подчеркнуть, а не сгладить его противоречия. Следя за противоречиями в показаниях свидетелей при полицейском производстве и на судебном следствии, должно следить и за разноречиями свидетелей между собой, равно как и за совпадениями в их показаниях. Имейте в виду следующее соображение: их показания могут совпадать в некоторых обстоятельствах, вам выгодных, и расходиться в частях, вам опасных; в сущности, всякое разноречие между свидетелями может быть обращено в пользу защиты. При некотором опыте и большой наблюдательности вы научитесь отличать мелочи, иной раз выдающие лжесвидетельство, от мелочей, лишенных всякого значения; отличать неточности в показаниях, вызванные привычкой к небрежному мышлению, от неточностей, злонамеренно вплетенных в правду, чтобы ввести в заблуждение судей.

Неточные свидетели при искусном перекрестном допросе нередко разбивают показание самых точных, вызывая сомнения, которые иначе возникнуть бы не могли. Поэтому не следует упускать из виду неточности по отношению к числам месяцев, времени, месту, положению действующих лиц, к тому, что было сказано, кем, и т. п., считаясь, однако, при этом с тем, что сказано выше о мелочах, лишенных значения. Следя с величайшим вниманием за тем, чтобы на судебном следствии не оглашались данные, оглашению не подлежащие, нельзя, однако, возражать на этом основании против каждого вопроса противника, ни против каждого наводящего или вообще неправильного вопроса. Слишком частные возражения обращаются в пустую проволочку времени и вызывают несправедливое подозрение в присяжных против подсудимого.

Нужно ли упоминать о том, что защитник должен соблюдать невозмутимое спокойствие в обращении на суде? Ваше спокойствие — один из элементов самой защиты, и далеко не последний. Придирчивость и раздражительность — плохие союзники в самом надежном деле; и если вам удастся выиграть его, то не благодаря, а вопреки их содействию.

Пусть говорится против вас все, что угодно; лишь бы не было все доказано. Вот о чем надо заботиться, тщательно следя за словами свидетелей обвинения.

При перекрестном допросе, скажу еще раз, необходима величайшая осмотрительность; иначе факты, вместо того чтобы несколько «полинять», станут еще более наглядны. Опасность настолько велика для злосчастного существа, участь которого может быть решена одним неразумным вопросом, что лучше совсем воздержаться от перекрестного допроса, если у вас нет безусловной уверенности в том, что вы идете по верному пути и что ваши вопросы не ставят на карту его свободу или жизнь. Если вы не знаете, о чем спрашивать, не спрашивайте совсем.

Я считаю, что, как бы ни был умен адвокат, ему не должно брать на себя защиту по серьезному делу, пока он не приобрел некоторого опыта. Не имея опыта, нельзя вести перекрестный допрос иначе как с большим риском. Неопытный защитник будет задавать вопросы и получать ответы, но он должен родиться под исключительно счастливой звездой, чтобы не повредить подсудимому больше, чем свидетелям. Доведя до конца энергичный перекрестный допрос, молодые защитники не раз обращались ко мне с вопросом: «Кажется, я его прикончил?» По сердечной обходительности своей я отвечал: «Кажется, прикончили». Не сомневаюсь, однако, что мы говорили совсем о разных лицах: они разумели свидетелей, а я — злополучного подсудимого.