Школа бабок-ежек

– Острое отравление, четыреста лет без сознания валяется. Он же молодой был, несмышленый. Сожрал рыцаря проезжего вместе с доспехами. А вы знаете, времена темные были, дикие. Рыцарь оказался не первой свежести и молодости, зарос грязью, обзавелся вшами и прочими паразитами. Ботулизм, одним словом. Вот Горыныча и скрутило. Я вам покажу объект.

Преподавательница провела их в одну из комнат, закрытую на ключ. Помещение оказалось неожиданно просторным – словно здесь знали секрет увеличения пространства. Посреди зала стоял застывший как изваяние дракон. Его морда была страдальчески искривлена, глаза закатились под лоб.

– Ваш диплом, прошу любить и жаловать. Все книги про змеев можете брать в библиотеке.

Василиса Никитична вышла, оставив подопечных в немом изумлении. Первой опомнилась Тамара:

– В общем, ничего страшного, – высокомерно объявила она, – я разработаю план действий, литературу почитаю. А ты, главное, под ногами не путайся. Зато этот диплом на диссертацию потянет.

Мария осталась одна. Она еще раз обошла вокруг изваяния и подивилась его размерам. Горыныч ростом не уступал двухэтажному дому. Мария собиралась уходить, как увидела прикрытой серой тряпкой предмет. Она сдернула полотно, под ним оказалось обрамленное резной рамой зеркало. Мария смахнула со стекла пыль, покрутилась перед ним и в шутку произнесла слова из сказки:

– «Я ль на свете всех милее? Всех румяней и белее?»

Зеркало засветилось, и из глубины послышался голос:

– «Ты прекрасна, спору нет. Но живет без всякой славы средь зеленыя дубравы та, что все ж тебя милей».

Зеркало закашлялось и начало перечислять монотонным голосом:

– Елена Прекрасная, Семирамида, Мишель Пфайффер, Нефертити, Синди Кроуфорд, Клеопатра…

– Неправда! – возмутилась Мария. – Клеопатра страшной была, даже исторические свидетельства существуют.

Зеркало проигнорировало упрек и продолжило оглашать весь список. На следующий день вся школа была вынуждена слушать нудный бубнеж с перечислением известных и не очень красавиц.

– Интересно, что за идиотка решила красотой похвастаться? – ехидно поинтересовалась вредная Тамара.

Незаметно пролетел месяц. Вроде бы совсем недавно солнце радовала обманчивым теплом, как уже небо заволокло вечно плачущими тучами. Мария с Варей сидели в библиотеке, зарывшись в ворохе дополнительной литературы.

– Я вот все думаю, а почему в сказках баба-яга на ступе летает?

– Так ж раньше ни дорог нормальных не было, ни машин, ни вертолетов. Летали они в ней, – пояснила Варя.

– Так это не вымысел?! – поразилась Мария.

– Нет, конечно. И даже про горб не наврано. Специально так оборачивались, чтобы люди боялись до мокрых порток. А то ж могли и огненного петуха подпустить, на всякий случай.

– Надо же… Слушай, как там Михалыч?

– Плохо, – вздохнула Варя. – Сохнет, листочки желтеть начали. Я ему сказки на ночь настаиваю на травяной воде, любовь в воздухе плету, но не помогает. Надо его к мамке везти, соком березовым умыть, но раньше весны смысла нет.

– У нас тоже плохо. Тамарка меня просто достала, зубрилка занудная, командует вечно, цедит сквозь зубы, в отличницы выбивается. А Горынычу хоть бы хны, застыл в позе вечного удивления. Прошлую субботу глиной его обмазывали, чтобы даже щелочки не осталось, плясали вокруг с бубном.

– С бубном-то зачем?

– А кто знает. Она какую-то литературу об африканских духах накопала, возвращающих к жизни, вот и экспериментировала. Я дома еле отмылась от этой пакости.

– Я по змеям не сильна, дурные они. Мне бабка сказывала: заберется в хлев, половину отары сожжет, другую сожрет, а потом спать завалится – пищу переваривает. Тут его мужики на вилы и нанижут со всех сторон. Этот-то маленький, да одноголовый, только все равно не пойму, зачем его в чувство приводить.

– Раритет, – вздохнула Мария.

– Ладно, я у мамки поспрошаю, – пообещала Варя. – Может, и насоветует что.

Прошло еще несколько недель. Мария с однокурсницей продолжали выводить Змея из комы. Тамара помешивала в колбе ядовито-оранжевую смесь. Жидкость тихо пузырилась и воняла на всю лабораторную. Мария была на подхвате.

– Икру жабью собери, – скомандовала Тамара.

Мария подошла к огромному аквариуму и достала из кучи копошащихся земноводных толстую сонную жабу. Вытянула руки, как можно дальше от себя, и пощекотала ей живот. Жаба приоткрыла глаза и томно прошептала:

– Поцелуй меня.

Мария от удивления разжала руки, и жаба упала в приготовленную для икры миску.

– Что?! А в лоб тебе не дать? – Мария для солидности погрозила кулаком.

– Поцелуй, всего лишь один поцелуй, – умоляла жаба.

Мария посмотрела на жабу с брезгливостью, но та вылезла на край тарелки и с жаром начала уговаривать:

– Девушка, я принц. Заколдованный принц. Злая ведьма превратила меня в это ужасное существо, а поцелуй прекрасной девы может вернуть мне человеческий облик.

– А что ж вы тогда раньше не расколдовались?

– Я привередлив. Лишь вы с вашим чудным обликом и гибким станом разбудили во мне чувства. Будьте моей спасительницей.