Грейс сунула одежду в мешок для мусора, завязала его и швырнула в другой конец прачечной. Затем заклеила рот изолентой, прижала ее, чтобы та не отклеилась, опустилась на пол и, подняв руки, сумела застегнуть на обоих запястьях наручники. Ей уже несколько часов хотелось в туалет, и теперь, сидя в одиночестве в тесном темном пространстве, она опорожнила мочевой пузырь. Теплая моча пропитала трусы и стекала по ноге, собираясь лужей на полу.
Она вспомнила, как Элиза любила рассуждать о важности повествования. Рассказать суду хорошую историю, заставить судью и присяжных понять отправную точку. Грейс отлично это знала. Ей уже доводилось изображать жертву. Она знала, чего от нее будут ждать. Как она постарается никому не смотреть в глаза. Как будет вздрагивать, когда кто-то закроет дверь или подойдет слишком близко.
Нужно только подождать. День-два. Три. Может, четыре. Может, неделю. Она сможет продержаться так долго. Чем больше пройдет времени, тем убедительнее будет ее душевное состояние. Чем грязнее будет тело, тем больше сострадания проявят к ней те, кто ее найдет.
Так что она опешила од неожиданности, когда услышала звонок в дверь. Сколько прошло времени: минут пять, десять?
Что-то пошло не так. Это не входило в ее планы. Кто бы он ни был, этот человек не ушел. Грейс услышала, как открылась входная дверь, а затем чей-то голос позвал:
— Элиза?
Пара секунд молчания.
— Эй? Есть кто-нибудь?
Эмили Беннет. Какого черта она здесь делает?
Грейс услышала шаги Эмили по лестнице. Услышала, как открылась дверь в подвал, как, вспыхнув, тихонько загудела лампочка. Эмили спустилась по лестнице, сначала медленно, затем, увидев тело Элизы, быстрее. Затем она заговорила, тихо и невнятно, и Грейс сообразила, что она звонит на 911.
Скоро здесь будет полиция. Они найдут Элизу. И обыщут дом. А значит, самое время разыграть коронный спектакль. С заклеенным изолентой ртом она закричала так громко, как только могла.
Очевидно, она не производила особого шума. Но достаточно, чтобы Эмили могла услышать.
Как она делала это четырнадцать лет назад, привязанная к дереву с вырезанными на нем инициалами, Грейс закричала снова. Тогда она сделала это нарочно, чтобы сорвать голос, чтобы показать, что она действительно напугана, что она в панике. Все это было частью спектакля. Как и сейчас.