Короче, упражнения оказались прикольные, но я почему-то от них очень устал. Хотя, чего уставать, вообще непонятно. Просто дыхательные упражнения. Лежишь себе и дышишь. На четыре счёта вдох, задержка дыхания, на восемь счетов выдох, задержка дыхания, снова вдох, задержка, выдох, задержка.
С одной стороны сил прибавилось, а с другой — надоело. Мне бы лучше побегать или с Борей позаниматься. Там хоть что-то происходит, а тут лежишь и дышишь, лежишь и дышишь… Так и уснуть можно. Хотя уснуть тоже не получится — хочется бегать, горы сворачивать…
Наконец Григорий Ефимович прервал меня, мол, на сегодня хватит.
Обернувшись на пороге, он сказал, чтобы я время от времени в течение дня дышал на счёт с задержками.
Я кивнул и тут же выбросил это из головы. Потому что пока я буду лежать и дышать, меня двести пятьдесят раз укокошат. Нужно на тренировку идти, а не вот это вот всё.
Так как меня никто пока не отпускал, я снова сел и принялся вспоминать Марину. Но получалось не очень. Само собой получалось дышать на счёт: раз, два, три, четыре — вдох; раз, два, три, четыре — задержка; раз, два… восемь — выдох, раз, два… четыре — вдох.
И за этим ритмом образ Марины терялся, размывался… Зато вспомнились Сонька и мама с папой. Сонька смеялась и просила меня поиграть с ней в куклы. Потом вспомнился Арик, как мы с ним чудили в супермаркете, подсовывая покупателям иллюзии вместо товаров. Потом вспомнился Дёма, как он залазил по лесенке на мою кровать, как тёрся об меня и мурлыкал. И я понял, что очень сильно соскучился по своему котёнку.
И едва я это понял, как услышал шебуршание возле двери.
Я сначала даже не поверил своим ушам, но потом прислушался — под порогом мяукал Дёма. Мяукал и просился внутрь.
Я конечно же вскочил и кинулся к двери. В душе я испытывал огромную благодарность и к Артёму, и к Григорию Ефимовичу за то, что они не заперли меня. И вот теперь я мог запустить котёнка.
Едва я приоткрыл дверь, как Дёма проскользнул внутрь и тут же по штанине забрался мне на руки. Я, конечно, подхватил его, он на радостях начал ластиться и мурлыкать. Мне стало так тепло на душе, как будто я был не в комнате наказаний, а у себя дома на диване.
Вместе с котёнком я прошёл туда, где сидел до этого. Уселся, продолжая поглаживать мурлыкающего Дёму. Но не сиделось. Я встал, походил по комнате. Потом отпустил Дёму и принял упор лёжа.
Отжиматься было в удовольствие. Двадцать раз — легко. Двадцать один, двадцать два, двадцать три, двадцать четыре, двадцать пять…
Прошлый раз, когда мы с Николаем отжимались я еле дотянул до двадцати трёх и повалился без сил. Сейчас же, после двадцати семи отжиманий мне всё равно не сиделось на месте. Я поприседал, побегал на месте, попрыгал…
Дёма всё это время сидел на столе, куда я его посадил, чтобы не наступить нечаянно. Он щурился и наблюдал за мной. Мне даже казалось, что с одобрительной улыбкой.
А я вспомнил, как ребята стекали с острия атаки и принялся тоже типа стекать. Я представлял направленное на меня остриё, и уходил, убирал своё тело с пути воображаемого противника. У меня так ловко получалось, что ни разу «враг» не достал меня.
Понятно, что скорость воображаемой атаки была небольшой, и я мог отреагировать, и направление я «видел» точно, потому что сам задавал его. И я прекрасно осознавал, что это скорее игра, чем действительно серьёзная тренировка, но, во-первых, мне надоело просто так сидеть и хотелось двигаться, во-вторых, я старался почувствовать энергетические потоки внутри себя, увидеть, как течёт движение, а в-третьих, мне просто было в радость двигаться.
Я даже усложнял, экспериментировал: представлял направление атаки под разными углами, представлял одновременно две или три атаки и старался уйти, смотрел, как движутся воображаемые потоки, и как реагирует моё тело. А Дёма мурлыкал, будто был моим тренером.
Да, я понимал, что это просто игра! Но мне нравилось двигаться. Да и делать больше нечего было.
Я чувствовал себя крутым боевым магом и лихо разделывался со всеми «врагами», когда открылась дверь и вошёл Артём. Я не сразу его заметил. Когда увидел, он стоял в дверях и с интересом наблюдал, за моими попытками стечь с острия атаки самой Мораны. Конечно же, у меня «не всё получалось», и я повторял снова и снова. Потому что с Мораной надо быть особенно точным…
Когда я увидел Артёма и остановился, он сказал:
— Ну хоть так…
Я сделал вид, что ко мне его слова не относятся, подошёл к столу, взял Дёму и повернулся к Артёму.
— Что, можно идти уже? Или ещё нет?
— Можно, — ответил Артём. — Пошли ужинать.
Я не стал заставлять себя уговаривать, потому что желудок тут же отозвался на слова Артёма.
Когда мы вошли с ним в столовую, и кадеты, и наши парни уже сидели за столами.
Артём сразу прошёл к раздаче, а я замешкался у входа. Как-то я про кадетов совсем забыл и теперь растерялся немного.
— Смотрите-ка, спаситель мира со своим верным другом и соратником котёнком пришёл, — засмеялся кто-то из кадетов.
Как я сразу их всех возненавидел! Мало мне Николая, так ещё и эти будут доставать.
— Котики рулят! — ответил Воронко, и кадеты заржали.