– Во мне больше нет силы. Тёмную волну отняли одержимники. Глаз Ворона рассыпался в пыль, когда защищал от смерти моё никчёмное тело. Теперь я пуст, – шептал отрок в темноту. Эти мысли давно перестали быть яростными и надрывными, хотя душа все ещё вздрагивает от боли.
– Я никогда не стану богатырём.
Никогда, никогда, никогда – эхом стучало в голове. Перед внутренним взором мелькали картинки многочисленных хвастливых речей. В прошлой жизни он любил громко кричать о своих мечтах. И твёрдо верил, что они сбудутся.
Верил. Твёрдо верил. Даже когда так глупо попался в ловушку врага и был окружён одержимниками, он верил и кричал о своей непоколебимости.
Это лишь разъярило их. Они безжалостно дубасили его всем отрядом, земная тяга защитила его, он не умер и даже не покалечился.
Лучше бы умер.
Они размазали его по земле и забрали тёмную волну. И виноват в этом он! Он, он и только он! Его глупость, его зазнайство, его гордыня! Все это вылезло на поверхности его души, как ужасный гнойный нарыв, а он, вместо того, чтобы очиститься и излечиться, выставил свои болезни напоказ и гордился ими.
Он слышал, что Рыж каким-то образом перешёл на сторону врага. Именно рыжий парень устроил ловушку и заманил в неё Любима.
Нет! Если бы я не был столь самовлюблён и самоуверен, я бы не попал в его сети. Я виноват! Я и только я!
Он будто тыкал себя тупым ножом и наслаждался болью. Я виноват! Я заслужил эту боль и эту пустоту. Я подвёл не только себя. Подвёл дядьку Харитона, подвёл князя. Варьку, Пелагею, прочих тягателей, всех, кто в меня верил.
Теперь тёмная волна у отряда Полуночи. Возвращение перводемона лишь вопрос времени. Он явится прежде, чем Русь успеет подготовиться. Хотя нет больше никакой Руси. Есть шесть княжеств, одно из которых пыталось вместо богатыря подсунуть на богатырские состязания одержимника из отряда Полуночи.
– Конец всему! – произнёс он в пространство.
Скри-ип. Тихо отворилась дверь кельи. Любимка отвернулся к стене и затих. Кто это? Кому нужен никчёмный пропавший человек? Неужели Варька? Я не смогу глядеть ей в глаза.
– Любим, мне надобно с тобой поговорить, – раздался тихий старческий голос. Батенька Варфоломей. Вот уж кого не ожидал увидеть. С чего бы настоятелю Чудова монастыря прийти к бывшему воспитаннику, который всё испортил?
Буркнул что-то в ответ и приготовился снова погрузиться в пучину тоски и боли. Что может сказать ему батенька? Станет утешать, скажет, что ещё не все потеряно. Что главное – очистить душу. Начнёт нести всякую чушь, которую говорят священники во время бесед с мирянами.
Но откуда они могут знать нашу боль?! Сами, небось, не выходят из безопасных и уютных стен монастыря!
Ему сделалось горячо от крови, ударившей в голову. Все его равнодушие последних дней куда-то улетучилось, заменившись яростью. Едва удержался, чтобы не закричать. Лишь сжал кулаки и плотнее прижался к стене.
– Любим, – настоятель словно заметил его ярость. – Ты очень несправедливо поступил с Лиской. Она услыхала про твой Глаз Ворона, ночами не спала, смастерила тебе прочную кожаную сумочку, хотела подарить в день отправления команд на состязания. А ты даже не появился.
Любимке показалось, что он ослышался. Резко сел на лежаке и повернулся к настоятелю. Свет из приоткрытой двери падал у того из-за спины, на месте лица густые тени, длинная белая борода в темноте сделалась серой.
– Благо бы занят был, но я знаю – ты гулял с Рыжем и остальными, – настоятель сокрушённо покачал головой. – Она так тебя ждала, а ты даже не зашёл попрощаться. Теперь ты едва не умер, и она винит себя. Дескать, не благословила тебя в путь, разозлилась, выкрикнула проклятие. И не убедишь, что такое проклятье не действует…
Любимка медленно поднялся с лежака.
– Батенька Варфоломей! Неужели вы серьёзно? – тихо проговорил он. – Вокруг меня рушится мир. Я так напортачил, что существование всей Руси под угрозой, а вы предлагаете мне помириться с одной единственной никчёмной девчонкой?!
С каждым словом его заполняла жгучая едкая волна. Ему хотелось уязвить настоятеля, стереть с его лица это скорбное и понимающее выражение, которое он видел даже сквозь темноту.
Когда договорил и замолчал, грудь ходила ходуном, все тело свело чудовищным напряжением. Злоба застилала разум. В тот момент он ненавидел батеньку Варфоломея, ненавидел монастырь и больше всего ненавидел Лиску.
Тоже мне, страдалица! Побыла бы на месте меня хотя бы на пару минуток. Поняла б тогда!
– Коли не сумел спасти мир, то спаси хотя бы одну никчёмную девчонку, – тихо прозвучало в ответ.
Злоба разом схлынула, словно из бочки с нечистотами выдернули затычку. Образовавшуюся пустоту заполнили горечь и стыд. Не в силах терпеть такое, он отпихнул старого настоятеля и выскочил из кельи.
***
Любимка брёл по монастырю куда глаза глядят. Внутри было так едко, будто наглотался кислоты, и теперь она разъедает тело, а за одним и душу.
Батенька поразительно прав. Он настолько переживает за людей, конкретных людей, что одна маленькая Лиска под боком значит для него гораздо больше, нежели целый мир за стенами монастыря.