Школа для не магов

Мара подперла щеку рукой и заговорила:

– Да уж, жизнь и смерть ходят рядом, за руки держаться, а рядом с ними любовь и боль.

Сестра, дай мне наш портрет, пожалуйста. Долго рассматривала Мара лица мужа и детей, гладила их. Крупные слезы вновь потекли по ее щекам, а я поднесла ей кружевной платок.

– Эх, если бы мужчины знали, как тяжело даются дети и как они бесценны, как непреодолимо больно их терять, войну не затевали бы! – потухшим голосом проговорила Мара.

– Нет ни дня, чтобы я не вспоминала моего дорого Акселла и нет ни минуты, чтобы я не молилась Жизни о Паоло, – вторила ей сестра.

– Да, до конца не понимаешь, что такое война, пока не отправишь туда родных, тем более детей! Небо! Мои мальчики улыбались и пели, когда уходили сражаться с империей, говорили, что скрутят императора калачом! Невозможно было представить их смерть, они были уверены, что так ей поддадут, что она и забудет, как людей морить. Они не понимали, что война делает смерть намного сильнее, вдвоем они и не таких силачей валят! – я взяла Мару за руку, а ее голова упала на наши руки, и женщина затряслась в беззвучном рыдании.

– Самое страшное, что любимых мы теряем по чьей-то прихоти и ничего поделать не можем, – прерывисто вздохнула Верена, а мне так захотелось хоть как-то помочь! Хотя бы утешить этих женщин. Я гладила их по руках и головам, а они продолжали плакать, выпуская всю боль наружу.

– Да, согласна с тобой, Верена, злая прихоть вынуждает Жизнь отдавать своих детей своей сестре раньше времени, а она всех примет, ненасытная. Знаешь, я же хотела отомстить, – тихо проговорила Мара.

– Ты о чем, Марушка? – удивилась Верена.

– По окончанию войны армия империи шла обратно и мимо нашей деревеньки тоже, так я хотела напасть, хоть кого-то из этих иродов ножом прирезать, а лучше нескольких. Отомстить за сыновей моих и любимого, но, знаешь, не увидела я врагов, только таких же несчастных мальчиков и мужей, как мои. Шли они, еле передвигая ноги, такие изможденные, подгоняемые командирами, у которых в глазах стоял страх. В засаде я долго сидеть тогда думала, отследить, когда на постой остановятся, чтобы прирезать по-тихому как можно больше, вот и взяла себе поесть.

Увидев войско это, я поняла, что не смогу, что как будто вижу среди них своих родненьких, дрогнуло материнское сердце. В лагерь я все же пробралась, когда все спать легли и положила кому смогла и успела по краюхе хлеба, да вяленое мясо. Пусть хотя бы они вернутся к своим матерям, а не помрут с голоду по дороге.

– Что судить сердце матери, у каждой оно одинаково сильно бьется, да любит неистово! Ни в чем оно не провинилось, – всхлипнула Верена, – твое сердце, сестра, все верно рассудило.

– Когда мы были с тобой маленькие, под родительским крылом, разве могли мы подумать, что отсутствие бед – это уже счастье, – вздохнула Мара.

– Да, тогда Масрекебия была свободна, а империя далеко. Хорошо было, спокойно, – тоже вспомнила Верена.

Мы еще пол ночи сидели за столом, и женщины вспоминали свое беззаботное детство, быстротечное детство своих сыновей. Мне было интересно, в рассказах Мары дети оживали, представая передо мной маленькими сорванцами, за которыми нужен был глаз да глаз.

Уже перед самым сном Мара обняла меня, сказав, что была бы рада такой милой доченьке, как я, и что я могу на нее рассчитывать. Я поблагодарила ее от души, мне было приятно, что в моей жизни появился еще один согревающий меня своим теплом человек.

Утром все стали довольно поздно, головы были тяжелыми от грустных мыслей, сердца ныли от всколыхнувшейся боли, но начинался новый день и нужно было двигаться, что-то делать, нужно было жить.

Еще нам нужно было собираться в школу для не магов.

Мы уже закупили все необходимое, такого было не очень много, но все же Верена не хотела отпускать меня без нужных в обиходе вещей. Форму там выдавали, но нужно было купить еще теплые вещи, лето же не бесконечное, обувь, белье, девичьи штучки: расческу, шпильки и всякое такое, хотя я предпочитала носить свободную прическу, закрепляя волосы только у лица, но в школе такого могли и не позволить.

***

У Мары была повозка с небольшим навесом и смирной лошадкой, на ней мы и собирались ехать. Разместив вещи и угощения, заботливо приготовленные в дорогу, мы уже на следующий день уселись в нее предварительно наобнимавшись с Вереной. Я заверила ее, что обязательно буду часто писать и приезжать, хотя мы мало верили в такую возможность.

На прощание Верена сказала мне очень мудрые слова: «Мужчина теряет, когда ничего не выигрывает. Женщина выигрывает, когда ничего не теряет, будь осторожна, девочка моя!» Я, конечно, пообещала быть осторожной абсолютно не кривя душой. Мне и самой проблемы были не нужны, особенно из-за мужчин. Я, кстати, тепло распрощалась с Ранисом, с которым у нас установилось что-то вроде дружбы с поцелуями, ничего серьезного, обременяющего душу я не чувствовала, наоборот, была благодарна парню за теплоту и ласку, которой мне так не хватало. От всей души желала ему счастливой жизни.