Школа Добра

– Достаточно! – рявкнула я и сама удивилась, когда пельмень замолчал. – Балдею от тебя, честное слово! Пусть Гениальные Ручки что хочет говорит, но я тебя себе заберу, если выживу после предстоящей беседы.

– Не вешать нос, гардемарины,

Дурна ли жизнь иль хороша.

– Вот-вот, и я об этом же… Но что происходит?

А что-то действительно происходило, потому что ни на шум, устроенный нами на этаже, ни на наши вопли не открылась ни одна дверь и не появилось ни одной любопытной студенческой физиономии. И вообще, в предметницком корпусе стояла какая-то нездоровая тишина.

И только из нашей комнаты доносился гул голосов и… пение?

– Убью всех! – заверила я пельменя, задохнувшись от своей догадки.

Первым, на кого я обратила внимание, открыв дверь, была Фифа. В облегающем черном платье – и это не было предметницкой формой – она скользила между столиками и громким грудным голосом объявляла:

– За третьим столиком мизер! Пятый столик, время!

Я оглянулась по сторонам. Стены нашей комнаты раздвинули, магически увеличив небольшое помещение до огромного зала. Из общего холла и из целовален принесли столики и кресла.

Гости сидели по три человека за пятью столиками. То есть, за тремя последними столиками сидело по три человека. За первым же обитали два человека и один мыш, а за вторым один кабачок, один Вениамин Фростик и один Амадеус Тищенко.

И в довершение картины у шкафа с треснутым зеркалом в три аккуратных ряда лежали мои пропавшие пельмени и радостно пели:

– Казино, казино, казино,

Это музыка, песни, вино,

Это слёзы растраченных лет

И фортуны счастливый билет.

– А что здесь происходит? – поинтересовалась я и сама удивилась своему спокойствию.

Вдруг показалось, что все те темные и нехорошие желания, с которыми я при помощи одинокого поджаренного пельменя боролась на лестничной клетке, лопнули внутри меня с тихим хлопком и ничего после себя не оставили. Только пустоту.

– Юлка, а ты чего тут? – Тищенко оторвался от созерцания карт и посмотрел на меня недоуменно. – Ты же на дежурстве должна была...

Кастрюля в руках вдруг начала невообразимо раздражать, поэтому я просто засунула солиста в карман своей формы, а ненужную теперь тару поставила на пол.

– Это что такое? – обвела рукой помещение, которое еще вчера было моей комнатой.

– Карточный турнир, – грустно вздохнув, признался Григорий. – Мы хотели тебе рассказать...

– Я хотел, – уточнил Вепрь. – А они запретили.

Посмотрел обвиняюще на моих приятелей и объяснил мне:

– Юлка, не обижайся. Все было честно, мы голосовали. И большинством голосов тебе было решено ничего не говорить.

Пустота внутри меня покрылась инеем и на присутствующих стало вдруг до слез больно смотреть.

– Почему? – это я спросила? Этот хриплый голос мне принадлежит?

– Просто... – Веник бросил испуганный взгляд на Тищенко, пошевелил бровями, зачем-то ткнул себя пальцем в глаз, кашлянул, словно намекая мне на что-то. Когда же я никак не отреагировала на его непонятные телодвижения, едва шевеля губами прошептал:

– Виног.

– Что? – мне даже на секунду подумалось, что я ослышалась. А потом я испугалась. И Алекс здесь? Если и он тоже здесь, если и он тоже принимал участие в этом заговоре против меня… Но нет, его не было. Я даже за спину оглянулась, проверяя, не прячется ли он там.

– При чем тут Алекс?

Фростик выдохнул с таким видом, словно собирался сделать три последних шага по плахе на встречу с топором палача.

– Ну, ты же понимаешь… – снова попытался мне взглядом послать какую-то мысль, и я психанула.

– Я понимаю! Я понимаю, что вы, блин, свиньи, сговорились все за моей спиной, а теперь на Алекса все спихнуть хотите.

Вепрь прикрыл глаза лапкой и глубокомысленно протянул:

– А я предупреждал…

Веник встал из-за стола, быстрым шагом подошел ко мне и, схватив меня за руку, вытащил в коридор.

– Совсем обалдел! – шипела я разгневанной фурией. – Это вообще-то моя комната!

– Не при всех же тебе объяснять… – староста поморщился. – Ты же из своих отношений с Виногом типа тайну делаешь.

Я покраснела слегка и понадеялась, что Веник спишет мой нездоровый румянец на злость, а не на смущение.

– Александр твой… ой, ладно! Не твой, но все равно Александр. Под страхом смертной казни запретил втягивать тебя в… цитирую: «ваши опасные развлечения и другую ерунду».

– А?

– Сказал, что голову оторвет каждому, кто посмеет косо на тебя посмотреть. Еще… Юлка,ты хорошо себя чувствуешь? Ты как-то вдруг побледнела…

Побледнела? Это хорошо. Это радует. Потому что по внутренним ощущениям я вскипела вся.

– Что еще? – почти равнодушным голосом уточнила я.

Веник почувствовал неладное и попытался уйти от ответа:

– Ну, в принципе, все.

– Вениамин!

– Черт! – он дернул себя за ухо и вздохнул жалобно-жалобно. – Юлка, не лезь в бутылку, а? Ничего же страшного не случилось.

– Думаешь, – я схватилась одной рукой за другую, чтобы не сотворить чего ненароком. – А я вот думаю, что это предательство.

Странно, но я не кричала и не плакала, а наоборот смотрела на друга сухими глазами и голосом таким же, пустыней высушенным, говорила: