Школа добродетели

— Сказал, что знаю, что это ужасно. И почувствовал, что сделал что-то страшное для своей матери. Она была такая несчастная и какая-то… раздавленная… я очень себя ругаю. Потом она стала говорить как безумная… я испугался до смерти, что она спятила… а потом она велела мне больше не встречаться с тобой.

— Так и сказала?

— Да, но это еще ничего. Она это и раньше так говорила, а я отвечал: «Не говори глупостей», и она брала свои слова назад. Но тут она сказала, словно это все твоя вина, что ты подчинил ее себе. Ты ее никак не сглазил или что-нибудь?

— Нет, — ответил Стюарт. — Мередит, пожалуйста, успокойся. Я всего лишь посоветовал твоей матери все рассказать мужу и прекратить отношения с моим…

— В том-то все и дело! Но она ведь влюблена в него, да? Или в тебя. Я уже не знаю. Может, вы оба на нее глаз положили.

— Мередит, прекрати. Ты прекрасно знаешь, что я бы никогда…

— Откуда я знаю? На самом деле я ничего о тебе не знаю. Иногда мне кажется, что ты даже не существуешь, как существуют другие люди. Ты особенный парень. Ты двусмысленный, ты неоднозначный, как кто-то сказал. Моя мать говорит, что ты немного сумасшедший, она так раньше говорила. Вообще-то все так говорят. Она предостерегала меня от дружбы с тобой. Она сказала, что это плохо кончится. Она сказала, что ты выработал во мне зависимость от тебя, что ты отвадил меня от других людей, что ты хочешь повелевать мной. Я теперь стал старше и понимаю кое-что. Я тебя больше не должен видеть, я не хочу тебя видеть. Ты испытываешь ко мне чувства…

— Замолчи! — велел Стюарт. — Ты сам не веришь в эту чушь. Я не сделал твоей матери ничего дурного. Я сказал ей то, что думаю. Она спросила, что я думаю, и я сказал.

— Она приходила к тебе.

— Да. Я бы ничего никому не рассказал. И у меня, конечно, нет ни малейших намерений говорить твоему отцу. Просто я надеюсь и верю, что обман скоро закончится. И я не питаю к тебе никаких особых чувств, я тебя просто люблю. Ты уже достаточно вырос, чтобы понимать такую терминологию. Мередит, здесь нет ничего дурного. Не позволяй другим людям…

— Она думает, что ты на меня глаз положил. Я знаю о таких вещах.

— Мередит, ты говоришь жуткие глупости. Мы свободные личности, а не истории болезней. Мы знакомы сто лет и всегда доверяли друг другу, ты знаешь, что я не…

— Я не хочу тебя, все пошло наперекосяк, стало кошмаром. И в этом ты виноват.

— Я очень сочувствую твоей матери.

— Она приходила к тебе. Я тебя ненавижу…

— Прекрати истерику и не кричи!

— Ты привязал меня к себе, ты хотел контролировать меня!

— Я, может быть, хотел влиять на тебя, но…

— Я больше не хочу тебя видеть. Никогда!

— Мередит, погоди…

Слезы ручьями полились из глаз Мередита, и он бросился к двери. Стюарт попытался остановить его, ухватил за талию, потом за фалды плаща, но тот вырвался и выскользнул из комнаты. Стюарт побежал по лестнице на улицу, но быстроногий мальчишка уже исчез в сгущающейся вечерней мгле. Стюарт побежал за ним, но скоро сдался. Он медленно вернулся к дому, поднялся по лестнице к себе в комнату и закрыл дверь. Потом он сел на пол, прислонившись спиной к кровати, и стал смотреть, как комната погружается в темноту.

— Не может быть, чтобы эти ведьмы из Сигарда все погубили. Или на тебя нашло временное помешательство, потому что Джесс поцеловал тебя и отправил куда-то по касательной, как ты сказала? Ну хорошо, это я могу себе представить: ты вдруг решила, что вроде как влюбилась в него. Ты ведь говорила, что всю жизнь вспоминала его, ревновала к Хлое и…

— Дело не в этом, я тебе уже сказала.

— Ты потрясена, это выбило тебя из колеи, но ты поправишься…

— Это никак не связано с Джессом или… вообще ни с чем не связано…

— Это невозможно, — заявил Гарри. — Нет таких вещей, которые ни с чем не связаны. Но я не могу поверить и не поверю, что ты можешь вообразить, будто влюблена в Стюарта. Что угодно, только не это.

Они сидели дома у Мидж, но не наверху, в «их» комнате, а в цветочной гостиной. Томас, слава богу, на весь день ушел в клинику. Они расположились друг против друга, разделенные несколькими футами пространства, и лица обоих были искажены ужасом нового знания, словно ураган отбросил их назад и сорвал все маски. Они поедали друг друга глазами, как безумцы, кусали губы, а время от времени их сотрясала дрожь. Мидж была без косметики, не считая пудры на кончике носа. Гарри надел темно-красный галстук-бабочку и черный кожаный пиджак, которые — как сказала ему как-то Мидж — придавали ему вид молодого сорвиголовы.

— Ты не можешь его любить, — продолжал Гарри. — Это чушь, я в это никогда не поверю. Что это за чушь? Ты что, хочешь лечь с ним в постель?

— Не знаю… наверное, да…

— Если не знаешь и «наверное», то ты не влюблена.

— Это не похоже на обычное чувство, когда хочешь заняться любовью…

— Желание заняться любовью — это не «обычное чувство». Во всяком случае, когда мы хотим заняться любовью.

— Он такой далекий, такой странный, и я не могу себе представить… я хочу быть с ним, прикасаться к нему, разговаривать с ним…