Школа двойников

– Конечно. – Витя если и встречал Маневича, то, вечно погруженный в себя, не обращал на него внимания. Но не знать кого-то «самого знаменитого» он не мог по определению. Мужчины обменялись рукопожатиями.

– Мы не мешаем? – Лизавета умела найти верный подход к чересчур творческим индивидуумам.

– Да нет, я буду продолжать клеить.

«Клеить» в переводе с телевизионного – это монтировать. Явный анахронизм, пережиток кино, а не видеосъемок. Теперь никто не режет ножницами пленку и не подклеивает один кадр к другому. Нынче это делают умные машины. Кое-где уже и пленки как таковой нет – все сгоняют в компьютер. Пленки нет, клея нет, а термин остался.

– Работай, работай, – успокоила его Лизавета. Кто ж посмеет остановить поэта, которого посетила муза?

Рядом с Новоситцевым муза видеоклипа жила всегда.

– Так, второй куплет. – Витя повернулся к экрану и заглянул в монтажные листы: там, как и положено, было расписано все происходящее на экране – слева видеоряд, справа текст.

Новоситцев прочел первую фразу:

– "И вновь я слышу голос, он твердит: «Старик, оставь любовь ханжам». – Витя отыскал глазами, вернее, стеклами очков, ассистента. – Так, посмотри, где у нас «любовь».

Парень, забившийся в дальний угол, мгновенно ответил:

– Кассета «В-26», нужный дубль на двадцать шестой минуте, – и передал Новоситцеву серую коробочку.

Видеоинженер запихнул протянутую Витей кассету в плейер и стал отматывать до нужной точки. Витя же отдал свободную минуту посетителям.

– Так что вас интересует?

– Леночка Кац у тебя работала?

– Да, визажа много было. Клиент хотел, чтобы сделали красиво.

– Получилось, – искренне сказала Лизавета.

Режиссер Новоситцев расцвел, даже по-девичьи зарделся. Вероятно, потупил глаза, спрятанные за круглыми темными очками. Витя носил непроницаемые очки, как и полагалось (он в это свято верил) подлинной звезде. Одевался и причесывался он так же, как голливудско-европейская кинознаменитость. Вернее, так, как с точки зрения российской околокиношной тусовки должна одеваться знаменитость столь высокого ранга. Витя носил очень яркие шелковые рубашки, пестренькие жилетки, черные пиджаки как бы «от Кензо», мешковатые брюки и либо черные, либо яркие – красные, зеленые, карамельно-розовые – замшевые ботиночки «о натюрель». В мочке уха поблескивала маленькая золотая сережка. Вот за сережку он и схватился, услышав Лизаветино «получилось»:

– Стараемся, старуха, стараемся. Ты же понимаешь, в нашем деле просто снять – значит ничего не снять…

Держался Витя Новоситцев также очень по-звездному, громко, звонко, с апломбом. Знал все, что должна знать в наши дни истинная знаменитость – от культового Кастанеды до культовых Тарантино и Родригеса. Конечно, он по нескольку раз видел все их фильмы и мог часами описывать монтажные склейки в «Отчаянном» или «Криминальном чтиве». Впрочем, его кругозор был шире просто «культового».

Витя умел ориентироваться на рынок, умел набивать себе цену и нравиться клиентам, которым по большому счету было начихать на тусовочный культ, им требовались иные знаки.

Поэтому Витя провел немало часов и дней у голубого экрана, рассматривая рекламные ролики. Ролик потенциального петербургского претендента по сценарию был похож на рекламу шампуня «Хед энд Шоулдерз», а отдельные фрагменты повторяли ролики телевизоров «Сони», прокладок «Олвэйз ультра» и памперсов «Хаггиз». Куплет номер два был склеен по мотивам «Сони».

Старик, оставь любовь ханжам,
Сегодня сердце так горит,
А завтра плюнешь, и погас пожар!

– грустил за кадром весельчак из трио.

В качестве иллюстрации Витя показывал красивую девушку в белом, ту самую, что вместе с красивым юношей шагала по Невскому в светлую даль, но в этом случае она грустно смотрела в эту самую даль, положив наманикюренные пальчики на капот автомобиля марки «Мерседес», видно, любимый пострадал при тушении пожара.

Такое возможно вполне!
Но все же кажется мне!
Если кругом горят мосты,
Есть сомнение в том, что заря на Востоке.

Витя умудрился снять пустынный Невский так, что он неуловимо напоминал длинное американское шоссе, которое правильней называть хайвей – скоростная трасса. Зато не было сомнений, где заря и где солнце. Солнцем, несомненно, был новорожденный политический мессия местного разлива.

Лизавета дождалась, пока Витя в очередной раз распорядится сделать очень медленный мягкий микшер, и спросила:

– Сколько дней она у вас проработала?

– Пять дней, от начала до конца съемок.

– И где снимали?

– Натуру – часть здесь, часть в Выборге. Павильон – в Выборге.

– Вот и командировка, ведь в павильоне работы для гримера больше, чем на натуре, – вмешался в разговор Саша Маневич.

– Мы и на натуре светили, так что… – горделиво заметил Витя. Он даже встал в сознании собственного величия.