Школа двойников

– Большинство из них имеют очень удобное удостоверение помощника депутата Государственной думы и личные средства, которых хватает на безбедную жизнь. И помощнику хорошо, и депутату – один имеет возможность тереться вокруг политики и устраивать свои коммерческие делишки, другой не только экономит на ассистентах, но и имеет своих агентов влияния в специфических предпринимательских кругах. Этим все пользуются, не только соколы Жирика. Только у каждого – свои бизнесмены. У кого-то вот такие. – Петя небрежным кивком обозначил, о ком идет речь, – на лестнице кучковались четверо пухлых юношей в разноцветных пиджаках, одинаковых черных брюках и с одинаковыми стрижками не то под бокс, не то под полубокс. – Кто-то любит с перчиком и поострей. У них помощники более изысканные, преуспевающие продюсеры или модельеры, вроде этого фрукта. – Теперь в качестве наглядного пособия был выбран худощавый тридцатилетний мужчина с разболтанной походкой и в шейном платке от Версаче.

Петя осмотрел найденное наглядное пособие, остался доволен и продолжил:

– А вот душа и сердце «Женщин России», – он перешел на шепот, – у нее чертовская интуиция и очень тонкий слух.

Лизавета оглянулась и увидела даму в черном заношенном платье и с лицом народоволки – истовым, серьезным. Платье и выражение лица отличали ее от всех присутствующих, она сразу бросалась в глаза, словно красный стяг среди унылых триколоров. Петя опять тарахтел:

– Ищет своего шефа, мадам – единственная из лидеров фракций явилась сюда заблаговременно. Остальные отсиживаются по штаб-квартирам – ждут, когда верные птички-осведомители принесут на хвосте вести о первых итогах. Никто не хочет прилюдно переживать неудачу. Вот когда начнут побеждать, тогда и появятся.

– Мужественная женщина, – с уважением заметила Лизавета.

– Скорее отчаянная и отчаявшаяся, у нас баб не балуют, парламент не исключение.

Потихоньку, не прерывая светских пересудов, они добрались до буфета. Молодой человек тут же нашел в очереди знакомых, пристроился сам и пристроил Лизавету. Одним из знакомых оказался давешний парень, разъяснивший руководителю пресс-центра, чем отличается «Огонек» от стенной газеты. Лизавета сразу его узнала – не так часто встречаешь журналистов с легкой походкой атлета и хорошей осанкой. Загадка природы – все более или менее преуспевающие прогрессивные журналисты умудряются размордеть и забыть о таком архитектурном украшении, как тонкая талия, за два-три года. Видно, этот парень был из начинающих.

– Привет, Глеб! Здравствуйте, Нинель Семеновна! Здравствуйте, Валерий Леонтьевич! – поприветствовал знакомых Петя Рюмин. – Можно к вам присоединиться? А то если всю очередь выстаивать, свой стакан пепси с водкой получишь, когда начнет заседать уже новая Дума!

– Вечно телевидение куда-то спешит, – сварливо заметила Нинель Семеновна и посторонилась, освобождая для Пети пространство внутри очереди. Блондинка с пышной шевелюрой, изрядно потертая и порастратившая свежесть и красоту в боях за место под солнцем, она благосклонно относилась к молодым коллегам мужского пола и недолюбливала младших коллег-женщин. Поэтому Лизавету она подчеркнуто не заметила. Зато ее заметил Глеб из «Огонька».

– Петечка, – имя Петечка куда больше подходило Рюмину, чем грубовато звучавшее «Петр», – я терпеливо жду, когда ты познакомишь нас…

Рюмин очнулся и даже постарался улыбнуться. Он не любил делиться знакомствами, особенно когда речь шла о провинциалах из Петербурга, но выхода у него не было.

– Рад представить очаровательную Елизавету… – Рюмин на мгновение запнулся, отыскивая в кладовых памяти отчество бывшей сослуживицы; память у каждого сплетника превосходная, что Петя и доказал: – Алексеевну Зорину, ведущую «Петербургских новостей».

– А я-то думаю, почему лицо знакомое! Вы одна из немногих, кто не разучился склонять числительные! – вдруг просиял тот, кого назвали Валерием Леонтьевичем. Петя слегка смутился. Видимо, Валерий Леонтьевич считался в здешних кругах «журналистом в законе», и то, что он знал Лизавету, огорчило ревнивого карьериста Рюмина.

– Тише, кажется, объявляют, как проголосовала Чукотка, – остановила разговор Нинель Семеновна. – Ничего не слышно! Черт знает что такое!

Динамики в информационном парламентском центре работали препогано, наверное, техника сохранилась со времен политического просвещения, разобрать что-либо среди хрипов и сипов сумел бы только высококвалифицированный радист. Лизавета, привыкшая к плохому звуку – у них на студии тоже работала аппаратура времен царя Гороха, – решила утешить огорченную Нинель Семеновну. Она подняла руку, призывая к тишине, и начала «переводить» текст.

– Эко! – восхищенно выдохнул Валерий Леонтьевич, когда Лизавета замолкла. – Вашим слуху и памяти можно позавидовать! Но чукчи-то, чукчи каковы! Большинство за партию власти – и никаких гвоздей! А Явлинский им не по нраву – знай наших! – Он просто захлебывался. – И коммунисты на Чукотке подзамерзли, Геннадий Андреевич расстроится, ох расстроится.