– Я у вас интервью брал… – Саша опять не успел закончить фразу.
– Я за свою жизнь раздал сотни интервью…
– Мне бы хотелось с вами встретиться, чтобы…
– Я не уверен, что располагаю временем для бесед с журналистами, – опять перебил его Зотов.
– Я имел в виду нашу последнюю встречу, хотелось бы кое-что уточнить…
– Что уточнить, что?! – вдруг взвизгнул Яков Сергеевич.
Саша от неожиданности чуть не уронил трубку. Впрочем, собеседник его немедленно взял себя в руки и на три тона ниже спросил:
– Вы откуда звоните?
– Из гостиницы Российского телевидения.
– Наше интервью в эфире было?
– Пока нет. – Саша приготовился оправдываться: политические деятели полагают, что их откровения должны запускаться в народ немедленно. – Надо кое-что уточнить, я бы подъехал с оператором и…
– Я же сказал, времени для интервью у меня нет…
– Почему? Я не могу без уточнений выпустить в эфир прошлую запись.
– Тогда не выдавайте… – охотно согласился Зотов.
Саша даже растерялся, столкнувшись с дивом дивным, чудом чудным в виде политика, вдруг разлюбившего шорох газетных страниц, заполненных его статьями, и шуршание пленок с записями его интервью.
– Как же так, ведь вы…
– Вот что, молодой человек, подъезжайте завтра к шести вечера на Гоголевский бульвар.
– А как туда добраться?
Саша, подобно большинству петербуржцев, вернее, петербургских журналистов, конечно, знал Москву, но в общих чертах: там Кремль, здесь Белый дом, тут Дума, а чуть дальше Останкино.
– Ах да, вы же приезжий, – сердито буркнул депутат Думы от Петербурга, – тогда на Тверском. Знаете, где Пушкин?
Где Пушкин, Саша знал, и даже знал, как туда добраться от Третьей улицы Ямского поля, на которой стоит Российское телевидение и прикрепленная к нему телевизионная гостиница.
– Хорошо, в шесть, – безропотно согласился он и, изрядно озадаченный, повесил трубку.
Депутат Зотов переродился, стал другим от кончиков ногтей до глубин подсознания. Излечился от мании величия и синдрома приобретенной чрезмерной болтливости. Почему? Ответ на этот вопрос Саша надеялся получить при встрече.
В условленное время Саша Маневич стоял у грустного Пушкина и оглядывался по сторонам. Он приехал на пятнадцать минут раньше срока. Он ждал уже полчаса. Вокруг памятника было много людей – парни искали глазами подруг, назначивших здесь свидание, средних лет одинокие дамочки парами проходили в сторону кинотеатра, мимо по Тверской шлялись девы с профессиональными лицами, вышагивали степенные командированные, бузила молодежь. Депутата Зотова не было. Тоже странно. Раньше журналисты ценили его еще и за пунктуальность.
– Добрый вечер. – От этого тихого приветствия Саша вздрогнул, будто от выстрела базуки.
Он обернулся и вздрогнул еще раз. Депутат и впрямь изменился почти до неузнаваемости. То есть все было прежним – и окладистая борода тороватого купчины, и кепка-лужковка, и стрижка «а ля рюсс», почти под горшок, и клетчатое пальто. Но… борода уже не лоснилась, волосы торчали перьями, пальто висело мешком, глаза, раньше уверенно смотревшие в будущее, теперь были скрыты близоруким прищуром. Нынешний Яков Сергеевич Зотов походил на безработного мэнээса, а не на преуспевающего демагога.
– Здравствуйте, Яков Сергеевич. Я и не заметил, как вы подошли. Прямо как агент какой подкрались.
– Не понимаю, не понимаю ваши шутки, – поморщился депутат.
Вот и чувство юмора куда-то пропало, и рефлексы не политические, а заячьи… Просто другой человек. Но Саша не сомневался: перед ним именно Яков Сергеевич, он столько раз видел его и в жизни, и на экране, что сомнений просто быть не могло. Только вылинявший, потрепанный в политических или житейских боях. Скрутило его за эту неделю изрядно. Во время последнего интервью он еще ходил гоголем. А теперь блеет, словно барашек.
– Я и не шучу, уже двадцать минут вас высматриваю, заждался.
– Пойдемте, – бросил Зотов журналисту и ринулся в сторону кинотеатра. Причем невысокий кругленький думец шел так быстро, что Саша был вынужден почти бежать следом. В прежние времена Яков Сергеевич не ходил, а шествовал.
Они обогнули громаду храма социалистической кинематографии и понеслись собственно по бульвару, распугивая дамочек с детьми и дамочек с собачками.
– За вами не угнаться, – тяжело дыша, сказал Саша.
Депутат Зотов обернулся, посмотрел на журналиста, повращал глазами и не ответил. Бег продолжался. Мелькали дома, деревья, люди, автомобили.
– Я вовсе не против джоггинга, – снова попытался остановить думца Саша, – но вы бы меня предупредили заранее, я бы форму спортивную захватил…
– Все-то у вас шуточки, счастливые люди, пташки Божии… – депутат совсем запыхался и еле выговаривал слова.
– Я не понимаю, куда и зачем мы бежим?
– Не отвлекайтесь, молодой человек. – Зотов опять оглянулся и пошарил глазами вокруг.
– Вы что-то ищете?
– Не отвлекайтесь, – повторил свой странный совет депутат.
– От чего не отвлекаться?
– Вы хотели что-то уточнить, спрашивайте.
Маневич чуть не застонал.
– Спрашивайте, спрашивайте, побеседуем на ходу, – ободрил его Яков Сергеевич и опять зорко осмотрелся.