Школа гейш

Ей очень хотелось спросить, куда и зачем он отправил бумажных птиц. Гонцы? Вестники?

Но, взглянув на его мрачно сдвинутые брови, Мия не решилась приставать с глупыми вопросами.

Стоило ей опуститься рядом, как Такухати обхватил ее за талию, принуждая сесть к себе на колени.

— Господин Такухати…

— Что?

Пальцы медленно очертили ушную раковину, скользнули вниз по шее, погладили ключицу.

— Я хотела сказать… по поводу Кумико.

Он раздраженно поморщился:

— Мы уже обсудили это, Мия.

— Я просто хотела сказать спасибо.

Такухати удивился. Мия даже не увидела — кожей ощутила его удивление.

— За что спасибо?

— Вы ведь сняли проклятие… — Еще не договорив, она по его лицу поняла, что нет — не снимал.

— Вот как, — задумчиво сказал директор, — значит, шрам исчез?

Мия не решилась солгать и кивнула. Мысленно она отругала себя за наивность. Что сейчас сделает маг? Неужели наложит новое?

— Может, она не так безнадежна…

— Пожалуйста, — сказала Мия, — простите ее.

— А ты простила, да? — Он криво усмехнулся. — Ты слишком хороша для этого мира, лучшая ученица.

— Пожалуйста.

Он обвел пальцем контур ее губ.

— Поцелуешь меня?

— Если вы простите Кумико…

Его глаза сверкнули такой яростью, что Мия отпрянула.

— Торгуешься?

— Прошу.

— Нет. Я не меняю своих решений.

— Тогда я не буду вас целовать, — дерзко сказала Мия, глядя ему в глаза.

Колкий лед в глазах Такухати потемнел.

— Целуешь только в уплату? Так, Мия? Из тебя выйдет хорошая гейша.

Слово «гейша» он произнес как «шлюха». Мия побледнела и попыталась освободиться, но он не дал.

— Пустите!

— Мы еще не закончили.

— Я ничего от вас не хочу!

— Мне плевать, чего ты хочешь. — Она снова дернулась, пытаясь вырваться, и тогда он, не повышая голоса, предупредил: — Если не успокоишься, я тебя свяжу.

— Свяжете?! — Она так опешила, что даже прекратила сопротивляться.

— Да. Сиди смирно. Думаешь, это так легко? Если дернешься, я могу сделать тебе больно. Или обжечь.

Мия открыла рот, чтобы сказать, что ей ничего не нужно от директора. И закрыла. И так понятно, что все будет так, как захочет Акио Такухати, а он зачем-то хотел видеть ее с длинными волосами.

Нет, с ним нельзя воевать. Противостояния с Такухати выматывали, лишали сил. И каждый раз у Мии оставалось неприятное ощущение, что он отпустил ее лишь потому, что был слишком занят или слишком ленив, чтобы давить по-настоящему.

Гейша подобна гибкой иве. Она не спорит с ветром.

Снова прикосновения обжигающе горячих пальцев и странное ощущение, что под кожей что-то шевелится.

В этот раз волосы отросли почти до пояса.

— Тусклые, — сказал Такухати, накручивая прядь на палец. — Нужно сделать перерыв в пару дней. Целовать меня в благодарность ты, как я понимаю, не будешь. Так что свободна.

Мия посмотрела на него в упор.

— Спасибо.

Он приподнял бровь.

— Надо же…

— Вы сделали мне добро, пусть я и не просила об этом. За это — спасибо. И простите… мне не следовало торговаться.

Его лицо чуть смягчилось:

— Ты умна.

— Вы сердитесь на меня?

Он помедлил.

— Нет. Не сержусь.

Но Мия чувствовала в нем еле сдерживаемую ярость. Холодную и страшную, как снежная лавина в горах. Закаменевшие от напряжения мышцы, стиснутые зубы…

Такухати зол не на Мию. Что-то происходит в той, другой части его жизни, скрытой от подопечных. Вот почему сегодня он призвал грех духов сикигами, чтобы вселить их в бумажных птиц.

Надо уйти. Поклониться и исчезнуть. Пока директор не решил спустить на Мию лавину своего гнева.

«Даймё совсем плох».

Даймё — это его отец. Он умирает где-то в столице, в то время как Акио Такухати по приказу сёгуна вынужден оставаться здесь.

Она вспомнила, как генерал стоял у окна и смотрел на север. Туда, где за горными хребтами, во множестве корабельных переходов от Рю-Госо, на другом краю Оясимы, прятался суровый и холодный Эссо.

Владения семьи Такухати.

Мия помнила, каково это — терять родного человека.

На мгновение ей стало остро жаль этого резкого, жесткого и одинокого, но не лишенного чести мужчину. Душу захлестнуло желание поддержать, благодарность за его сдержанность и заботу…

Мия положила руки ему на плечи:

— Все будет хорошо.

Она протянула руку, чтобы погладить его по щеке. Передать тепло и сочувствие, которые испытывала сейчас.

Глаза Такухати вспыхнули обжигающим синим огнем, и он вдруг прижал ее к себе и впился в нее жадным поцелуем. Грубо, с какой-то дикой яростью. Прокусил губу почти до крови, вторгся языком в ее рот. Одна рука мяла и сжимала ягодицы — сильно, до боли. Вторая пыталась развязать пояс кимоно на ощупь.

Мия вскрикнула, попробовала вывернуться, но он словно не замечал ее сопротивления. Не замечал кулаков, молотящих по его плечам и тщетных попыток отодвинуться.

Никогда в жизни Мия не ощущала себя настолько беспомощной.

Он оторвался от нее сам, со стоном. В синих глазах клубились ледяные бураны Эссо.

— Проклятье! Не играй со мной, девочка, — почти прорычал Такухати.

— Я не играю. Я просто… я хотела помочь… — Мия не удержалась и заплакала.

Несколько мгновений он молчал. Потом обнял ее, прижимая к себе аккуратно и бережно. Погладил по голове.