Школа Лысой горы. Мой прекрасный директор

Олег Борисович хмуро выслушал девушку, пообещал связь с ней держать исправно, в случае чего сразу ехать в Лысую Гору и к собственным сослуживцам присмотреться. Ранним утром он пришел к дому Василисы еще раз, осмотрел ее новую машину каким-то пикающим прибором, полазил под днищем, посмотрел под капотом, ничего постороннего на ней не обнаружил и попрощался с девушкой, пожелав ей доброго пути и новой счастливой жизни.

– Если что-то подозрительное внезапно в своих вещах найдешь (ведь ищут что-то эти сволочи) или вздумаешь в город вернуться – мне сообщи, – напутствовал Званцовский. – Неизвестно, какой стороной это дело повернется, когда я за расследование возьмусь, как бы тебе под удар не попасть. Лучше всего сиди в этой глухой деревеньке и дальше границ Энского района носа не показывай. Нарабатывай опыт учительской работы – он тебе и в родном городе после пригодится.

Василиса покивала головой, согласилась с советами, включила навигатор и тронулась в путь.

Солнце только поднялось над горизонтом.

Глава 3. Верный путь

То, что жизнь в России практически полностью угасает при удалении на сто верст от МКАД и Санкт-Петербургской КАД, стоит лишь на пять километров удалиться от крупных автомобильных трасс, Василиса слышала и раньше. Можно добавить, что если удалиться на двадцать километров от областных центров и на десять от районных, то жизни в России нет вообще: горстка коренных жителей отдаленных сел составляет столь малый процент от общего числа жителей региона, что этим процентом можно смело пренебречь. Свернув с трассы на дорогу в сторону Энска, Василиса куда лучше поняла, с чего это новые огромные жилые микрорайоны их областного центра не присоединяют официально к городу, а по-прежнему приписывают к землям района, территории бывших деревень которого активно осваивают городские застройщики. В самом деле, куда легче рапортовать о развитии села в регионе, когда можно с полным правом вещать о том, что в деревне Борисовка число жителей увеличилось на десять тысяч человек, что в этом селе построен Ледовый дворец и новая школа, а то, что пресловутая Борисовка давным-давно является спальным районом крупного города – так это технические мелочи, официально-то: деревня! И таких псевдо-деревень по их региону – пруд пруди, вокруг одного только областного центра штук пятнадцать насчитать можно, а если все дачные поселки, занявшие место бывших деревень, к ним прибавить, то и того больше. И неважно, что народ там только летом найти можно! Бабушки-дедушки в домиках прописаны? Прописаны! Значит – жилая деревня! В такой «деревне» и у Василисиной семьи хорошая дачка раньше была. Василиса помнила, как в начальной школе, рассказывая, где провела лето, она упомянула, что была в деревне, и учительница попросила ее описать тех домашних животных, что она там видела. Василиса честно описала котов и собак, потом подумала и рассказала, что у одной бабушки по соседству три курочки были.

– Ты не про котов, ты про коров, коз расскажи, – подсказала учительница, тихонько подталкивая девочку к большому плакату на доске с изображением домашних животных.

– Таких там не было, – замотала косичками Василиса, – но на картинке всех показать могу: мы с мамой их названия летом повторяли.

Учительница разочаровано вздохнула: действительно, после десятилетий развития российского села коров ребенку проще показать на картинке в учебнике.

И вот теперь Василиса ехала по старой дороге, на которой асфальт еще угадывался, но только местами. Навигатор исправно прорисовывал эту дорогу, которая в его картах числилась, как дорога с хорошим асфальтовым покрытием, а еще оповещал о приближении населенных пунктов и писал на экране названия деревень, мимо которых проезжала Василиса, подскакивая на ухабах.

В данный момент машина катилась мимо деревни с милым названием Колокольчики. Название ярко блестело на новой табличке, прикрученной к старому ржавому шесту на обочине. Замедлив ход, Василиса всмотрелась в шесть покосившихся деревянных домиков, уныло притулившихся справа от разбитой дороги. Ошметки обвисшей кое-где краски намекали на то, что раньше эти домики были выкрашены в разные цвета, но теперь они все были одно цвета: черного цвета прогнившей древесины. Окна слепо смотрели выбитыми стеклами, а те из них, что были заколочены досками, выглядели, как бельма на лице слепца. Остановив машину, Василиса по заросшей травой тропинке обогнула первый ряд домов и заглянула за них. Дальше пройти возможности не было – сквозь густые заросли одичавшей малины и крапивы, высотой в человеческий рост, можно было пройти, лишь прорубая себе путь мачете, как читала в книгах Василиса. В этих зарослях прятались дворовые постройки с обвалившимися крышами и проломленными стенами, и чуть дальше – еще несколько черных полуразвалившихся домов и несколько остовов сгоревших изб. На фоне этого безмолвного запустения, наводившего на воспоминания о разрухе в военные и послевоенные годы, особенно нелепо смотрелась еще одна новая табличка, торчавшая невдалеке среди поля: