Стрелой, направленною в небо, — любовь! —вся в самоцветном оперенье. И вновьдуша – созданье неземное — её пронзит.К ней тайна горнею стезёю к тебе спешит,и шелеста не слышно. Какая тишь!А ночь не спит: всё видит, слышит. И точит мышьгрёз золотое покрывало — калейдоскопвсего, что было, не бывало, в долине снов.
У озера. Свидание
Там, у слияния двух лун, на пятачке —сиянье глаз, свеченье скул. На волоскеповисла без движенья даль, поник простор.На цыпочки поднявшись, встал под небосклонедва забрезживший рассвет. В лучах заривсё – слух, и зрение, и вздох. Не говори.Как первозданный мир открыт! — Сиянье. Свет.Здесь корень знания зарыт. А в нём – ответ.
Южная ночь
Сквозь сутолоку смотрят на менязабытые, немыслимые очи.…Благоухание померкнувшего днятечёт по жилам душно-томной ночи.Весь в царственном убранстве кипарисуказывает путнику дорогу,и мириады звёзд – лучами вниз —в глухой ночи мерцают искрой Божьей.
Элул
Месяц трубления в рог.Лодкой над Иерусалимомлуна золотая плывётночью. А утром ранимымяростный пышет деньиз своего горниласолнцем, где даже теньиспепеляет. Силавыжженных солнцем трав.Горечь песка и дыма.Месяц трубления в рог.Золото Иерусалима.
Русское поле
1. Полевые цветы
…И надвигающейся тучейуже пугает небосклон.Опушка леса. Трав пахучихвсё сладостней призывный звон.Как лиловеют колокольчики!Ах, как ромашки хороши!И как же, Господи, не хочетсяидти. А надо поспешить.Тропинкой узкой, краем поля —ещё далёко до жилья, —с охапкою цветов, тревожнона тучу, что кругом зашла,косясь. Как сразу стало холодно,и ветер пыль столбом погнал.Свинцовый цвет размыл, рассеялвсе краски солнечного дня.Ворваться в дом под самым носомдождя. Закрыть плотнее дверь.И вот забарабанил косопо стёклам ливень. Но теперьне страшно слушать ливень шумный.Цветы поставить на окно —и сразу мутный свет заглушен.Какое яркое пятно!Лиловый, золотой. Меж ниминебесной синью васильки.В прозрачной кружке из простогостекла – ромашек белых лепестки.