Хэнка гнуло к земле двойное бремя бисексуальности и чувства вины за свое еврейское происхождение. Он считал, что жизнь надула его. Судите сами: однажды во время примерки он занялся любовью с аккуратненькой невысокой светловолосой барышней, которая оказалась невероятно сговорчива, и через каких-нибудь сорок восемь часов обнаружил, что она не только беременна, причем именно от него, что бесспорно, но и оказалась милой еврейской девушкой, у которой в Бруклине насчитывается добрая дюжина родственников и часть из них к тому же принадлежит к той же ветви, что и его мать.
Итак, дело закончилось для Хэнка женитьбой, и прежде, чем он успел стать отцом, он выяснил для себя, что полным гомосексуалам живется веселее, хотя, по правде сказать, он и по выяснении не прекращал попыток разобраться в этом наверняка.
Однако далеко не все было потеряно. Чикки оказалась гораздо успешнее его — более напориста и амбициозна. Она стала носить собольи шапки тогда, когда еще немногим удалось увидеть их в кино — в экранизации «Анны Карениной». Она разработала и трактовала облик женщины, не пользовавшейся губной помадой, задолго до того, как другие еще только додумались до этого; не исключено, что именно она и изобрела этот вид макияжа; она первая появлялась в нужный момент в брючном костюме, юбке-мини и юбке-миди и не менее пяти раз в год снималась для «Вумен веар дейли». С ней дела Хэнка пошли в гору: она устраивала остроумные и изящные вечеринки, на которые умудрялась заманить такое количество до невозможности броских, неотесанных знаменитостей, что все остальные приглашенные ощущали себя причастными к сверкающему миру кутюрье. Заказчики валом повалили в огромную студию Хэнка, где на стереосистеме, непременно новейшей модификации, целыми днями проигрывали записи, непременно последние, а непременный стол из неотполированных досок был уставлен непременными яствами, как то: французскими сырами, итальянскими и немецкими сосисками, витыми хлебцами из ржаной муки, которые добывали в магазине для гурманов Блумингдейла, а также кошерными маринованными пикулями. В целом дело было поставлено превосходно, и за год работы у Леви Спайдер многому научился.
Ассистент фотографа тратит девять десятых своего времени на то, чтобы подавать боссу фотоаппарат со свежезаряженной пленкой, раскручивать рулоны бумаги для фона, проверять и устанавливать освещение, перетаскивать треноги с места на место, сражаться с темпераментными стробоскопами и подносить реквизит. Оставшаяся часть времени уходит на смену кассет в стереосистеме. Однако Хэнк Леви был ленив и к тому же с головой уходил в препирательства с публикой, поэтому он часто позволял Спайдеру снимать самому. И Спайдер наконец получил возможность делать то, из-за чего ему и хотелось прежде всего стать модным фотографом: ставить фотомоделей в нужные позы, выбирать ракурсы, экспериментировать с освещением и фокусировкой камеры, нажимать кнопки и слышать, как щелкает затвор. Все это оказалось даже интереснее, чем выглядело в фильмах о фотографах, ибо у Спайдера обнаружился талант в ведении диалогов с фотомоделями.
Однако Хэнк Леви был не таким простачком и не настолько загружен, чтобы постоянно позволять Спайдеру делать снимки по заказам журналов. Если кому-то предстояло поехать на Виргинские острова и снять там три модели в монокини образца будущего года, а затем трахнуть их прямо на пляже, где негры играют на своих стальных бочках, это, конечно, был Хэнк. Не то чтобы у него было очень много подобной работы. Когда-то в своей карьере он приближался к тому, чтобы фотографировать заезд, но потом его чаще приглашали снимать коллекции вязаной одежды от «Кимберли» на пароме Статен-Айленда или спортивные костюмы «Уайт Стэг» в теннисном клубе Вестсайда. Однако эти работы делались для «Вог», а там под фотографией печатают фамилию. Он проигрывал в заработках, но престиж был важнее. Хэнк оставлял Спайдеру только маловажную рекламу часов, ботинок или кремов для обесцвечивания волос на теле, и то не слишком часто — только тогда, когда заказы поступали от небольших рекламных агентств и он был уверен, что хозяева не пришлют для наблюдения за съемкой своих людей из художественных отделов. Спайдер трудился на периферии интересов и амбиций бизнеса Хэнка Леви, и весь доход от подобных видов работы уходил у него на арендную плату.
В данный момент Спайдер работал над рекламой средства для укрепления ногтей, выпускаемого компанией по производству шнурков для обуви. Модель, долженствовавшая воплотить в себе дух романтического Юга, была молода, неопытна и скованна, облаченная в кринолин и кружевной корсаж. Спайдер взирал на неуклюжую девушку с искренним одобрением: