Школа. Остаться в живых

— Не уйдет. У него чувство долга развито. Он знаешь как за тебя переживает?

— Знаю. Поэтому он и хочет уйти. Чтоб меня не видеть. И еще — меня мать теперь боится. Она не может со мной в одном помещении находиться.

— Тогда это тебе надо от них уходить. А еще лучше — попробуй понять, что тебе самому в этой жизни нужно.

Килька сопит. Он теперь часто сопит. Противно слушать.

— А тебе что нужно?

Вот зараза какой. Откуда я знаю.

— Ну я хочу закончить школу… Поступить в институт.

— Выйти замуж. Дожить до пенсии и помереть своей смертью во сне.

Мы сидим на подоконнике лестничной площадки. Я курю. Он — нет. Смотрим в немытое окно. Между рамами ползает сонная муха. Она точно знает, что ей нужно в этой жизни.

Ближе к теплым солнечным дням.

— Ты уже в курсе, какая трагедия у наших соседей? — Мама взволнована.

Для нее развод — трагедия и повод для бесконечных разговоров. Она срочно вспоминает массу историй на эту тему Пройдет пара дней, и она начнет странно поглядывать на папу.

— Ты подстриглась? — Папа нервничает, не понимая, в чем дело.

Он наивный. Он ничего не смыслит в маминой психологии. И, как всякий невиновный человек, живет себе припеваючи. Работа, дом, телевизора немного, Интернет. Летом — рыбалка и поездки на природу.

— Ничего я не подстриглась. — Папино безоблачное счастье под угрозой, а он недоуменно рассматривает жену, не понимая, что в ней изменилось.

Они у меня мирные. Хорошая дружная семья и все такое. Почти не ссорятся — причин нет. Но маме иногда нужен накал чувств, и она черпает причины для страданий в чужих неприятностях.

— А как чужие СМС-ки читать можно? — От маминого вопроса я начинаю неприлично ржать.

— Как ты можешь! У нас такое горе…

— Мама, не обижайся, но ты — дура. Ты слитком впечатлительная. Папа тебя любит. Не надо его обижать подозрениями, а?

Мама пораженно рассматривает меня, словно я — чревовещательница.

— Я не понимаю — ты про что?

— Про соседей. И про тебя. Ты любую историю примеряешь на себя. Кстати, именно поэтому ты смертельно боишься разговоров про всякие болезни типа рака.

Мама чуть в обморок не грохнулась. Весь вечер молчала, а потом посветлела лицом и принялась заигрывать с папой. Реально! Глазки ему строила и хихикала, как девчонка.

Той же ночью.

Часа в три позвонил Килька. Разбудил меня своим звонком и сопел в трубку.

— Если хочешь поговорить, захвати с собой чашку кофе.

На площадке было тепло. Какой-то идиот наконец починил отопление. Конечно, как весна — так батареи раскаленными становятся.

— И что? Они реально на развод подали? — Раз Килька молчит, можно и мне высказаться.

— Нет. Они просто не могут жить вместе. Они даже разговаривать не могут. Мать старается, как может, а он молчит. Только рожу кривит.

— Дерьмо ситуация. Я думала, все вояки — крутые. Любую проблему разрулят.

Я пила остывший кофе, а он сопел.

— Когда я была маленькая, мне яблоко дали. Красивое. Я его откусила, а там половина червяка. Жирного такого. Белого. Он шевелился даже…

Килька аж сопеть перестал.

— Ты для него — как то яблоко. Я ведь их больше не ем. Даже смотреть на них не могу. Мне кажется, что внутри каждого животное поганое сидит.

— Или как автомат, который во время боя заело, — голос Килькиного папы заставил нас вздрогнуть.

— Я пойду, а? — Килька встал со ступеньки и пошаркал домой.

— Я права?

— Права. Только мне от этого не легче. У тебя закурить есть?

— Вы же не курите…

Килькин папа недоуменно рассмотрел предложенную тонкую сигарету.

— Он хороший. Правда. Только вы его совсем не знаете, — намекнула я.

— Я и себя не знаю.

Он смешно курил, совсем как маленький, держа сигарету двумя оттопыренными пальцами. Не затягивался и морщился.

— Да выкиньте ее на фиг, — посоветовала я.

— Ты меня осуждаешь?

Блин, да он пьяный! И как я раньше не заметила…

— Оказывается, я ничего не понимаю в мирной жизни. Вот она смотрит на меня, а я не пойму, о чем она думает. А с ним мне как теперь жить? Урод, а не сын.

— Это вы урод. Килька нормальный. Вы бы поговорили с ним, а?

Он меня совсем не слушал. Он говорил и говорил. Про то, каким Килька был маленьким, как они вместе куда-то ходили, и что он ему дарил. Типа — у него все было, а он вырос дефектным говном. И что он для них все делал, а они его не понимают и не ценят.

— Да ни фига вы для них не делали! — Я заорала так, что по лестнице понеслось гулкое эхо. — Вы в войнушку играли. Вам там классно было. Вы и сейчас по войне тоскуете. Что, не так?

И знаете, что это гад сделал? Он меня нах послал. Я ребенок еще, между прочим, а он меня матом.

— Да сам ты пошел…

На следующее утро.

Я была злая, как сто злых собак. И первое, что я сделала, — достала с лоджии стремянку и полезла отрывать ковер. Оказалось, что это непростое занятие. Папа его как-то хитро прицепил. Но постепенно дело пошло на лад. И мы вместе с ковром дружно рухнули на пол. А на стене оказалось форменное безобразие. Папа из каких-то хитроумных соображений не поклеил под ковром обои. Теперь моя красивая комната смотрелась как бомжатник.

— А его нет дома. Он в школе. А ты что — прогуливаешь?