Школа Робинзонов. Клодиус Бомбарнак

На склонах этих дюн растут колючие кустарники – тамариск, звездчатый чертополох и особенно тот самый

«Haloxylon ammodendron», которые русские менее научно называют «саксаулом». Его длинные и сильные корни способны скреплять почву так же, как и корни

«Hippophacrhamnoi des», кустового растения из семейства элеагновых, которое используется для задержки песков в

Северной Европе.

К этим насаждениям саксаула инженеры, проводившие линию, добавили в разных местах укрепления из утрамбованной глины, а наиболее угрожаемые участки обнесли прочной изгородью.

Предосторожность совершенно необходимая. Однако, если дорога защищена, то совсем иначе обстоит с пассажирами. Им нелегко приходится, когда ветер взметает над равниной тучи раскаленного песка и белой соляной пыли.

Хорошо еще, что в эту пору нет такого сильного зноя, как в июне, июле и августе.

Жаль, что майору Нольтицу не приходит мысль выйти на площадку подышать чистым воздухом Каракумов. Я

предложил бы ему превосходную сигару «Лондр», которыми до отказа набита моя дорожная сумка, а он, в свою очередь, рассказал бы мне то, что ему известно о станциях

Джебел, Небит-Даг, Казанджик, Ушак, Кизыл-Арват, обозначенных в железнодорожном справочнике. Но я не решаюсь его побеспокоить. А какой интересной была бы эта беседа! Ведь он, в качестве военного врача, мог принимать участие в походах генералов Скобелева и Анненкова. А

когда наш поезд промчится, не замедляя хода, мимо маленьких станций, удостоив их лишь коротким гудком, я узнал бы у майора, какие из них относились к театру военных действий. И тут же я выведал бы у него интересные подробности о походе русских войск в Туркестан, и, конечно, он постарался бы удовлетворить мое любопытство.

Ведь серьезно рассчитывать я могу только на него и… на

Попова.

Кстати, почему Попов не возвращается в свое купе?

Надо полагать, что и он не отказался бы от хорошей сигары? Его разговор с машинистом, кажется, никогда не кончится…

Но вот он показался на передней площадке багажного вагона, прошел через него, закрыл дверь, остановился на минуту на задней площадке. Он хочет уже войти к себе в каморку… в тот же миг к нему протягивается рука с сигарой. Попов улыбается и… в воздухе смешиваются душистые клубы дыма от двух сигар.

Я, кажется, говорил, что начальник нашего поезда в течение десяти лет служит на Закаспийской железной дороге. Он хорошо знает эту местность вплоть до китайской границы и успел уже раз пять или шесть проехать по всей линии, получившей название Великого Трансазиатского пути.

Следовательно, Попов работал еще на поездах, обслуживавших первый участок Закаспийской железной дороги между фортом Михайловским и Кизыл-Арватом, участок, который начали строить в декабре 1880 года и закончили спустя десять месяцев, в ноябре 1881 года. Пятью годами позже, 14 июля 1886 года, первый локомотив прибыл на станцию Мерв, а еще через восемнадцать месяцев его приветствовали в Самарканде.

Теперь туркестанские рельсы примкнули к китайским, а эта дорога протянулась стальной лентой от Каспийского моря до Пекина.

Когда Попов все это мне рассказал, я стал расспрашивать его о попутчиках, едущих в Китай, – кто они, и что за человек майор Нольтиц.

– Майор, – ответил мне Попов, – много лет служил в

Туркестанской области, а теперь получил назначение в

Пекин, чтобы организовать там госпиталь для наших соотечественников.

– Он вызывает во мне симпатию, этот майор Нольтиц, –

заметил я. – Мне хотелось бы поскорее с ним познакомиться.

– И он будет рад знакомству с вами, – ответил мне

Попов.

– А кто такие эти двое китайцев, которые сели в

Узун-Ада? Что вы о них знаете?

– Ничего не знаю, господин Бомбарнак, кроме имен, проставленных на багажной квитанции.

– Назовите мне их, пожалуйста.

– Младшего зовут Пан Шао, а старшего – Тио Кин.

Похоже, что они несколько лет путешествовали по Европе,

но мне неизвестно, откуда они прибыли. Думаю, что Пан

Шао из богатой семьи, раз его сопровождает личный врач.

– Тио Кин?

– Да, доктор Тио Кин.

– И оба они говорят только по-китайски?

– Вероятно, по крайней мере, я ни разу не слышал, чтобы они изъяснялись на каком-нибудь другом языке.

Получив у Попова эту информацию, я заполнил № 9, предназначенный для молодого Пан Шао, и № 10, оставленный для доктора Тио Кина.

– Что касается американца… – продолжает Попов.

– То его зовут Фульк Эфринель, – подхватываю я, – а англичанку мисс Горация Блуэтт. Этих я уже знаю, и вряд ли сообщите мне о них что-нибудь новое.

– А хотите знать, господин Бомбарнак, что я думаю об этой парочке?

– Очень хочу!

– В Пекине мисс Горация Блуэтт легко могла бы превратиться в миссис Эфринель.

– И да благословит небо их союз, ибо они как будто созданы друг для друга.

– Я вижу, что наши мнения на этот счет не расходятся.

– А эти двое французов… эти нежные супруги, –

спрашиваю я, – что они собой представляют?

– А разве они сами вам не сказали?

– Нет.

– Не беспокойтесь, они еще расскажут. Впрочем, если это вам интересно, их профессия указана на багаже.

– Так кто же они?

– Комические актеры, которые подрядились выступать в Китае.