Школа сломленных судеб

— Я об этом и не прошу. Я знаю, что ты не позволишь себе никогда и ничего лишнего. Знаю, что ты останешься таким навсегда. Но я не хочу становиться такой. Я смогу обманывать и обманываться, смогу играть и изображать. Но я останусь собой до самого конца. Но от тебя мне не нужно того же.

— Тогда чего ты хочешь?

— Тебя. Я хочу тебя. Ты можешь наплевать на мои чувства, можешь не брать их в расчет и забыть о них в принципе. И я не жду и никогда не ждала, что ты ответишь на них.

— Ты моя ученица, я твой учитель. Между нами ничего не может быть, — отрезал Марк.

Ему не нравилось то, куда ведет Леся. Ее умные слова и мысли сбивали с толку, она будто нарочно путала его все больше. Она была умна и умела этим пользоваться. Была хитра, и вся ее хитрость была в глазах. А он сейчас, в эту минуту, были слишком расслаблен и устал, чтобы достойно ответить, да и просто разобраться в хитросплетении ее речи.

— Ты прекрасно знаешь, что в этом месте нравственности нет. И я совершеннолетняя. Да и не девственница, если ты переживаешь об этом, — скривилась насмешливо девочка.

— Я вообще не переживаю по поводу тебя, — парировал спокойно Марк, глядя ей в глаза. — Абсолютно. Ты важна для меня лишь как часть команды — ни больше, ни меньше. Я много вложил сил и времени в тебя, но заменить тебя не станет проблемой.

— Тогда почему бы просто не попробовать? — прищурилась Леся.

— Что попробовать?

— Меня. Я хочу тебя, — протянула девушка, глядя ему прямо в глаза, голос был полон соблазна и сладкого обещания.

Она наклонилась вперед, к нему, проникновенно глядя на него, чуть облизывая сухие пухлые губки и выставляя напоказ упругую грудь. Марк внимательно осмотрел все, предложенное ему, и хмыкнул, вновь переведя взгляд на глаза девочки.

— Ты не привлекаешь меня в этом плане.

— Почему? Я не красива?

— Ты очень красива. Но это не все. Ты, по сути, еще ребенок.

О, вот с чего стоило начать! Лесю зацепило это — сравнение с ребенком: глаза полыхнули, губы поджались, и кулачки сжались.

— Что-то никто об этом не вспомнил, когда вез меня сюда! Никому не было дела, что мне пятнадцать, что я дитя!

— Не я устанавливал правила. И для меня каждый, находящийся здесь, ребенок. Вы все дети, сколько бы лет вам ни было — тринадцать, или же восемнадцать и даже больше. И ты в том числе — глупый, несмышленый ребенок, который не видел еще жизни, который живет лишь в теории.

— Ты не знаешь моей жизни, — прошипела Леся.

— Да, не знаю, — спокойно признал Марк. — Но это не отменяет того, что ты слишком юна для меня.

— Ах так?! — ну совсем «не по-детски» фыркнула Леся, поднимаясь на ноги и снова прищуриваясь.

— Да, так, — опять-таки спокойно ответил Марк, глядя на нее снизу вверх.

— Но ведь я не юна для того, чтобы оказаться в постели первого, кому меня подложат! Не юна, чтобы рисковать своей жизнью! Не юна, чтобы убивать! Не ставь себя выше и благородней тех, кто толкает меня на такую жизнь! Не строй из себя нравственного и добродетельного. Я всего лишь прошу взять то, что само идет к тебе в руки, — Леся почти с отчаянием выдохнула последние слова, глядя на него с тоской и злостью одновременно.

А Марк…ему стало противно. Отвратительно от того, как сейчас выглядела Леся. И в его взгляде в этот миг читались все его чувства.

— Ты жалкая. Слабая и жалкая, — произнес тихо, но отчетливо мужчина, поднимаясь на ноги. — Я разочарован.

И он ушел, оставляя плачущую девочку в одиночестве.

Страница 14

***

Марк желал бы, чтобы на этом все закончилось. Хотел бы, чтобы Леся взяла себя в руки и прекратила гробить то, что так долго вбивал в нее куратор. Марк действительно был разочарован. Он считал ее сильней, чем оказалось, и в данную минуту был на распутье: оставить все как есть, и понадеяться на авось, либо же просто избавить Лесю и себя от проблем. Второе было слишком категоричным, поскольку подразумевало под собой банальную ликвидацию. Почему так строго? Да потому что нельзя что-то создать из той, кто не поддается контролю. На эту девушку и без того ушло много времени, а тратить его напрасно в этой школе не мог никто. Никто не станет держать ее здесь, когда увидит ее непокорность, ее сопротивление, отчуждение ко всему, чему здесь учили. А это увидят. Не сразу, но в любом случае. И поймут, что не удалось сломать, подчинить, управлять. А значит, нет больше смысла стараться. И марку оставалось лишь одно — сломать эту девочку самому. Он действительно не желал этого, но другого выхода просто не видел. Но все противилось в нем этому решению, и он откладывал его до последнего — надежда умирает в конце. И он еще верил, что Леся все поймет и одумается. Но очередной ее шаг лишь уверил его в обратном.