Школа сновидений

Вот я, которую ты искал, говорит она, — если я тебе нужна, бери меня. Я чураюсь вида этой красной херни. под которой скрыты её лицо, волосы и плечи, и отвечаю, что такая она мне не нужна. Она куда-то уходит, оставляя меня одного.

И тут меня бело-голубой молнией пронзает мысль, что нужно было разрезать, снять эту пленку, хотя бы попробовать это сделать. Я бросаюсь вдогонку Н., ищу её на соседних улицах, в дальнем переулке замечаю её с уже свободными волосами, бегу за ней, но не успеваю остановить её: она входит на территорию, оцепленную колючей проволокой, идет к темно-серым зданиям под низким пасмурным небом. Я тоже захожу на эту территорию и вижу, что Н. уже поднялась по лестнице на верхний этаж одного из зданий. Я вижу, как за ней захлопываются тяжелые бронированные двери. Я понимаю, что она стала одной из женщин, которая стирает белье «крутым».

Ко мне подходит охранник и спрашивает, что я здесь делаю. Я ему говорю, что где-то здесь должна быть школа, может быть это не здесь, а в окрестностях, да, это не здесь. Он мне недвусмысленно объясняет, чтобы я проваливал отсюда, что мне нельзя здесь находиться. Я, оглядываясь, медленно ухожу, хотя все мое тело почти орет, что нужно сваливать отсюда, из этого темно-свинцового сумрака как можно быстрее.

И вот я уже иду по каким-то сумрачным улицам рядом с зоной, где осталась Н., и на правой обочине открыт люк в какие-то подземелья, я туда заглядываю — это полузатопленные водой бледно-серые залы, и если туда падаешь — уже никого никогда не встретишь. Я отшатываюсь от перспективы такого одиночества, а вслед за мной из люка вырывается змей, хозяин этих подвалов, но не успевает меня схватить. В дальнем конце улицы я вижу какую-то женщину, которая дает мне понять, что из каких-то высших религиозных соображений мне нужно войти в эти подземелья, обязательно нужно, убеждает меня эта экзальтированная особа, но мое тело знает, что я туда не захочу ни за что и никогда.»

* * *

Кто-то организовал показ разных существ (нелюдей), воплощенных в формах людей. В этой демонстрации есть полнота благодаря присутствию представителей всех видов существ других миров, имеющих отношение к жизни людей; и пустота ночи за их спинами чиста и тотальна — в ней нет ничего растворенного и непроявленного.

* * *

Чтобы увидеть невообразимое, нужно исчерпать вообразимое или знать свои способности к его созданию и заимствованию.

Сон: «Отряд мужчин, я среди них, идет по холмам. Спускаясь по очередному склону, мы видим край темного леса, лежащего перед нами. У каждого из нас в правой руке копье. В глубине чащобы, будто раздвинув ветви деревьев, я вижу два красных, как тлеющие угли, глаза. Оттуда ко мне протянулась какая-то длинная серая лента — язык, волна — она приподняла меня, обхватив где-то в нижней части живота, и втянула в глубину леса.

Передо мной стоят старуха и маленькая девочка. Старуха раза в три больше девочки, и я понимаю, что в конкретности физического мира девочка и старуха — это один человек.

Мои симпатии на стороне девочки, чья отрешенность и легкость имеют своей другой стороной особое безразличие по отношению к старухе и происходящему вообще. На девочке короткое черное платье, с линиями серебряных блесток, и во сне я знаю суть какого человека я вижу таким образом. Меня затащила сюда старуха. Это её красные глаза я видел во тьме чащобы. Она безумно рада, у неё только что слюни не текут, когда она зыркает на мой живот. Огромный рост и грязно-серые лохмотья, в которые она одета — нечто вроде дерюги или мешковины, — дают наглядное представление о её хищной природе. Я понимаю, что она обычно изводит жертву тонкими порезами, из которых пьет и пьет кровь, пока не выпьет всю. Я слышу её радость по поводу того, что меня хватит где-то на неделю. Она прямо-таки падает на мой живот, бросается, чтобы вцепиться в него, но, видимо, недооценивает мою силу, потому что в следующее мгновение я вижу её пронзенной в затылок какими-то вилами или трезубцем, и я держу это орудие в правой руке.

Старуха сильно уменьшилась в размерах, и теперь это нечто вроде куклы, которую сжигают славяне на празднике прихода весны. Это чучело из мешковины, согнутое пополам и нанизанное через голову и ноги на пику, я держу над костром из опавших листьев. Много дыма. Только сейчас я замечаю, что мне как-то помогала победить старуху её маленькая спутница. Я не знаю, как она это делала. Костер горит плохо и только с моей стороны. Чучело тоже тлеет очень медленно, и его нужно будет долго держать над огнем. Девочка помогает мне держать пику, и когда она движется, я замечаю, что трусики на — ней из такой же серо-коричневой мешковины, что и чучело. Я понимаю, что эта материя способна регенерироваться, и из маленькой части может опять вырасти нечто, причиняющее страдания, и что когда-нибудь это нечто опять попытается подчинить себе волю девочки. Я не могу сказать ей: «Загляни себе под юбку! Что ты носишь? Выбрось эти трусы!» Мне кажется, что это её интимное дело и её выбор.»

* * *