Школа Стукачей

может быть легализован с кучей ограничений и поправок. Не один

наркотик группы опиатов не может быть легализован никогда. Это

единственное с чем не стоит заигрывать и экспериментировать.

Можно быстро довыебываться. Курите траву, кушайте грибы, и воз-

любите друг друга.

А я вторую половину той cказочной новогодней ночи буду по-

мнить всю оставшуюся жизнь. Умирать буду – и то вспомню.

Думаю и Стас тоже. И вне всякого сомнения Вероника и Глория. Хо-

тя им пришлось довольствоваться только одной стороной случив-

шейся революции. Такой вот вышел замечательный миклухо-ма-

клай.

84

Помявшись немного, но всё-таки соблазнившись на рекламу Юри-

ной жены, мы оцепили у Юры полграмма ханки – сырого опия. Ма-

зок коричневого вонючего вещества на кусочке целлофана.

Поднимаясь к Глории в лифте девятиэтажки на проспекте Космо-

навтов,вытаращив глаза друг на друга, как направляющиеся на ор-

биту белка и Стрелка, мы со Стасом делим ханку на две части и тут

же проглатываем.

Я сразу понимаю, почему из опия делают обезболивающее. Весь рот,

язык, пищевод и верхняя треть желудка моментально немеют. Но

это

совсем

не

вызывает

никакого

дискомфорта.

Наоборот,

прикольно как-то. Только очень уж горько.

Первые пару раз, пока ваш организм свеж и не раздолбан дозой, это

действительно приятно. Узбекские шаманы всегда пили ханку с чаем

при сильном гриппе. Сходу снимает все симптомы. Лучше чем Тера-

флю какое нибудь или, блять, доктор Мом.

Состояние полной похуистичности и безпроблемности. Если бы сей-

час вы вышли на трассу и вас снёс бы многотонный шестиосный

грузовик-бетономешалка, вы бы, как ни в чем не бывало, встали, о-

тряхнулись, подошли к водителю и сказали: "Ну, прости уж, братан, моя вина, зазевался я что-то, не осерчай!"

Но это не суть. Самое главное в жизни двадцатилетних самцов это,

конечно же, секс. Когда дело дошло до секса, а это произошло до-

вольно быстро, к счастью мы все понимали основную цель нашей ма-

ленькой вечеринки, когда дошло до секса, мы со Стасом быстро ура-

зумели, почему так счастлива была Юрина жена.

Уже часа, наверное, полтора я жарю Веронику. Не нежно ебу, не

трахаю, не совокупляюсь, не сношаюсь, не потрошу,а именно жарю,

жарю, быстро, методично, жёстко жарю Веронику. За это время она

кончила уже раза четыре. А я ни разу! Вот здорово!

И это не просто сухостой какой-нибудь как от виагры, нет! Все пол-

тора часа у меня сильное ощущение, что я вот-вот кончу, ну вот ещё

раз всажу и кончу, вот-вот сейчас!

Ан нет! Не кончаю, а все ябу, ябу-у-у! Переворачиваю её во все до-

пустимые в приличном обществе стороны, и – огонь без предупре-

ждения.

Впервые в жизни я начинаю тогда орать во время секса, до этого

стеснялся, а тут стал вопить, рычать и кусать Веронику за узкие

85

плечи. Принял "озверин".

А ещё одно дополнительное удобство, приобретенное с ханкой у ле-

дащего Юры – никакой усталости или болезненных ощущений.

Только вперёд!

В другой спальне происходит что-то подобное. Доносящиеся оттуда

вопли необычайно красноречивы.

Стас из-за всех сил борется с депрессией.

Иногда оттуда вырывается его победоносный львиный рык и

скулёж совершенно обезумевшей от неожиданно свалившего на неё

огромного твёрдого как сталь неутомимого счастья, Глории.

Её мочалит обожравшийся ханки, недавно перенёсший менингит

хипповатый художник Стас.

Ещё через пару часов, когда отпрессованные, изьебанные до дыр,

полуживые девчонки отрубаются, мы со Стасом встречаемся на ве-

ранде. Вальяжно, как и подобает уверенным в себе сибаритствую-

щим половым гигантам, беседуем. Хандроз, кстати, в малых дозах

слегка развязывает язык.

- Ты кончил хоть раз?

- Да ни хуя! А ты?

- Не, не удалось.

- Мы - сексимволы поколения! Вожди постельных революций! По-

велители женских грёз!

- Теперь можно на состязания роботов-гитаристов, гитаристов,

гитаристов!

После менингита у Стаса выработалось очень специфическое чув-

ство юмора.

Оба чувствуем себя просто превосходно. Ни какой усталости. Све-

жесть раннего утра. Голова варит, энергия прёт - будто не было ма-

рафона у Витолса, битвы за Фазенду, мокрой вакханалии акта чело-

веческого размножения. Мы открываем окно веранды и спаливаем

сверху трубочку Юриной дряни. Не пропадать же добру. И потом

надо узнать, как план ляжет сверху на опий.

Лег, как доктор прописал. Без сучка и без семечки.

Вкус сушняка во рту становится теперь сладковато-анашёвым. Я

пытаюсь плюнуть вниз с девятого этажа Глории, но изо рта вылетает

только свистящий шелест. Это меня смешит. Плевать, как и кончать

стало абсолютно нечем.

А упрямому снегу под конец все же удалось переубедить ташкент-

ский климат, и первое утро нового года встречает нас девственно-

86

непорочной белизной. Белизна покрыла всё тонким слоем, скрыв

трещинки, выбоины, канавы, и прочее несовершенство.

Мы идём подышать, и на искристом снегу остаются первые в этом

году цепочки следов.

- Знаешь, я всё понял, когда я у Глории брал барре на пятом ладу

сёння ночью.

- Что ты понял? Где клитор у баб расположен? Или что ещё от-

крыл, более революционное?

- Более. Я пришёл к выводу, что все женщины в мире это разные

инструменты. А мы пользуемся этим инструментарием, понимаешь?