Школа Стукачей

Я глянул на Пьерошку, вспомнил о том , что было в комнате до появления Винта и дал себе слово притащить её к себе домой. Завтра же! Я излюблю, изласкаю её до потери пульса.

Ночь пролетела как одна секунда. Домой я, конечно, не поехал. Терять таких фантастически классных собеседников? Которые говорят так же как и ты – обгоняющими и запрыгивающими друг на друга словами? Ну, уж нет.

Часто вмазавшись винтом люди в одном помещении как бы сливаются в единую массу, понимающую и ощущающую самое себя.

Всю ночь я меряю комнату шагами и выпытываю Артура как варить винт. И что это вообще такое.

Процедура, судя по всему достаточно сложная, но самое главное, что я для себя открыл – этот божественный сказочный винт я смогу варить сам. Научусь и сварю. Все компоненты продаются, по словам Артура прямо на Лубянской площади, через дорогу от главной конторы КГБ, не знаю как уж оно там называлось на тот момент времени, и как оно завтра себя перекрестит, суть не в вывеске.

Если я смогу сварить винт сам, я не буду нуждаться ни в Юре, ни в Коле, ни в Артуре и даже Пьеро. Я буду сам заказывать музыку вот так. Как чудесно изменилась жизнь. Наука, брат!

Ого, а уже на работу пора. Я свеж и бодр, как будто вернулся из отпуска. Поправляю галстук, плескаю в лицо водой. Готов.

Ленка настаивает, чтобы я выпил какое-то снотворное. Она считает, что моя нижняя челюсть «ведёт себя неадекватно». Действительно, нижняя челюсть танцует какой-то безумной пляской. «Сонник успокоит челюсть, тебя в сон клонить не будет ещё часов десять, не переживай!»

Я звоню с работы Стасу. Месяц назад умер кто-то из его питерской родни, и вот уже неделю Стас, безумный художник и ебарь всего живого, мой сосед. Ему не пришлось воровать сейф, чтобы переехать на Родину. Все же Питер ближе, чем Ташкент. Стаска! Я соскучился!

Мы вместе пробовали хандроз, он должен, он просто обязан отведать теперь винта. Куплю все компоненты, Артур наварит у своего Паректчика и ухуяримся. Только теперь я уже влуплю целый куб! А то и полтора! Если меня с пяти так проняло, что будет с куба? Рай.

Кажется, рабочий день уже кончился. А хули же я тут сижу?

На Лубянку!

***

Туйчи Имомов добрался таки до Алматова. Генерал-лейтенанта. Министра внутренних дел республики Узбекистан. На тот период самому любимому и обласканному цепному псу в гвардии мудрейшего. Выходец из Самарканда, отец нации постарался занять все ключевые посты командой династии «самаркандских садомитов». Его умелое лавирование между Европой, Россией и звезднополосатыми ещё не раз восхитит историков. Будучи занят этими играми, мудрейший передал Алматову гигантские полномочия внутри страны.

Такими полномочиями мог наверное похвастаться разве что только Лаврэнтий.

Закир Алматов не любил беспорядков. А ещё больше он не любил, когда в дела его ведомства лезет другое, то которое вечно прикрывается интересами национальной безопасности и в котором слишком уж много хитрых, продажных и ленивых «ташкентцев».

Как только удалось выяснить, что приказ этапировать Бурята в папскую зону поступил непосредственно из недр ташкентского СНБ, генерал Алматов, большой любитель рядиться в снежнобелые мундиры с новой узбекской полупиночетовской символикой, отдал два приказа. Штурмовать учреждение силами Наманганского ОМОНа и немедленно доставить на ковёр зарвавшегося в конец подполковника Умарова К.К.

Зона сполна расплатилась за двое суток беспредельной свободы.

Дубиналов дали всем. Абсолютно. От барачных до последней петушни. Наманганскому ОМОНу плевать на дипломатию и институты стукачей. Вооружённые какими особыми, белыми дубинками омоновцы избивали всех без разбору. Крепко били. До сих пор помню их выверенные чёткие удары. От них нигде невозможно было спрятаться.

В бараках они перебили нам всю посуду, телевизоры, изорвали матрасы и простыни. Все что можно было высыпать, разбить, растоптать, изорвать, было вытряхнуто, раздолбано, истоптано, разорвано. Погром длился несколько страшных часов. Так наверное эсэсовцы долбили варшавское гетто.

К вечеру, под занавес в зоне появился Имомов. Он вальяжно прошёлся по всему периметру. Один. Заглянул каждому в глаза. Торжественно и гордо. Он не вымолвил не слова. Молчал. Все говорил его взгляд. Он был Царь, Бог и Само Государство. И он победил.

Бурята мы больше никогда не увидели. Его инвалидная коляска, искореженная и согнутая так будто по ней проехал танк, целых десять дней стояла рядом с рубкой ДПНК. Чтоб все видели. Эта коляска стала символом, памятником поверженного папского восстания. Однозначно самого крупного ЧП за всю мою не самую короткую отсидку.

Ходили слухи, будто Бурята раскрутили по двум статьям за папскую смуту. Так же говорили, что он приезжал по решению братвинского сходняка, чтобы ёбнуть запустившего лапу в общак Сеты-ага. Если так, то он изначально знал, что восстание обречено и его раскрутят. И чтобы не что не помешало этой миссии, вошел во временный союз с Дядей.