Пораньше не получилось: около двух позвонила женщина, назвалась секретаршей Кузьмина и сказала, что председатель исполкома вызывает меня по поводу автостоянки. На 19.00.
Я заикнулся было насчет завтра, секретарша сказала, что завтра у предисполкома сессия.
Надо ехать.
А около трех напомнил о себе и Василий Васильевич - его голос я теперь отличил бы из тысячи.
- Привет, капитан. Ты ещё не решил?
- Решил! - чуть ли не крикнул я. - Если ты ещё раз попадешься мне на глаза, стрелять буду без предупреждения.
- Ух ты! - захохотал Василий Васильевич. - Разве можно так пугать? А вдруг заикаться стану? Твоей машины за увечье не хватит рассчитаться. Ну вот что, сморчок, - загремел он угрожающе. - Прихвати на всякий случай бумажку и носи с собой. Поверь, есть вещи более стоящие, чем вшивые документики. Понял? - и повесил трубку.
Я набрал номер Горелого - по идее он сам должен был позвонить и разъяснить вчерашний конфликт в домжуре, - но он молчал.
- Привет. Что-то не заметил я твоих дружков, - без обиняков начал я.
- Вот и отлично. Насколько мне известно, все прошло о'кэй?
- А мне не кажется. Кое-что неясно, и прежний клиент объявился, только что звонил.
- Это хорошо, что они тебя не забывают. К концу работы я подскочу в редакцию. Или встретимся на перепутье.
Потом позвонила Дина.
- Не надоела еще?
- Пока нет.
- Тогда где и во сколько?
Я объяснил ей ситуацию и сказал, что обязательно должен проведать мать.
- Возьми меня с собой, - попросилась Дина. - Я очень хочу познакомиться с ней.
- Но она больна.
- Тем более. У меня хороший глаз, сразу вылечу. Ее визит действительно вдохнул бы матери силы, и я пообещал заехать.
С Горелым мы встретились у стадиона "Динамо". Я рассказал о домжуровских посиделках, о стычке с усатиком и его предупреждении не ездить на машине.
Горелый задумался.
- Нет, это не из наших.
- Зачем тогда было выходить ему за мной, предупреждать?
- Предупреждение - повод. Ему просто надо было посмотреть, кто тебя прикрывает, из-за этого и затеяли весь сыр-бор.
Возможно.
Без десяти семь я был в исполкоме. Но, к моему удивлению, ни секретарши, ни самого предисполкома не застал. Дежурный милиционер на мой вопрос уверенно заявил, что сегодня Кузьмин и не собирался принимать посетителей, уехал ровно в шесть. Но я все-таки решил подождать и покинул исполком в двадцать минут восьмого.
Кому и зачем надо было меня увидеть или задержать? Приглашение в исполком не розыгрыш и не ошибка. Что-то должно за этим крыться, и я был начеку, поехал к Дине не по кольцевой дороге, как обычно ездил, а по самым оживленным улицам, где легче затеряться в потоке машин.
У Дины были гости, вернее, у её матери, ещё молодой симпатичной женщины, броско накрашенной, с хмельными, плутовато поблескивающими глазами. Она бесцеремонно взяла меня под руку и повела к столу, заставленному закусками, торжественно представила солидному рыхловатому мужчине лет шестидесяти:
- Игорь Семиречин, известный журналист и благородный человек, друг моей Диночки. - Я, наверное, покраснел до корней волос от таких непривычных старомодных эпитетов, беспрекословно пожал протянутую пухлую руку.
- Яков Семенович, - с достоинством отрекомендовался мужчина и налил мне рюмку коньяку. - За приятное знакомство.
Я чокнулся с ним и женщинами, поставил рюмку.
- Так у нас не принято, молодой человек, - запротестовал мой новый знакомый.
- Он за рулем, - вступилась Дина.
- Ну и что? Я сам двадцать лет вожу машину и знаю, что рюмка коньяку только взбадривает организм. - Он взял рюмку и протянул мне снова.
- Благодарю. Но в моем возрасте не требуется допинга, - уколол я его своей бесцеремонностью, важностью он вызывал неприязнь. Да и настроение мое не располагало к веселью.
- Вот этого я не учел, - захохотал Яков Семенович. - Конечно же, какой там допинг в ваши годы. А рюмочку все-таки выпейте, поверьте моему опыту, не помешает...
Пить я не стал, но за пустопорожними разговорами ушло не менее получаса, и Дина, как назло, собиралась медленно, примеряла то одно платье, то другое, желая понравиться маме.
Выехали мы, когда уже стемнело. Небо к вечеру очистилось от туч, и лужицы от таявшего днем снега стали подергиваться тонкой корочкой льда. Колеса, попадая на такие разводы, становились неуправляемыми, потому пришлось быть особенно осторожным, держаться подальше от обочин, где ещё лежали грязные припаи нерастаявшего снега.
Дина сидела радом и, чувствуя напряженную обстановку, не отвлекала меня разговором.
Только отъехали от дома, как какой-то тип бросился к машине, подняв руку. Лицо его с усиками мне показалось знакомым - уж не тот ли тип, что в домжуре советовал не ездить на машине? Будь он и приятель, я не повез бы его - и так столько времени упущено, - и я промчался мимо.
Выбрались на кольцевую дорогу - здесь движение было не такое оживленное, - и нажал на газ: мама, наверное, истомилась ожиданием и обеспокоена, не случилось ли со мной чего и смягчилось ли мое сердце к ней за её увлечение, а я, шалопай, не догадался раньше сам навестить, даже не звонил, не спрашивал у Вадима Семеновича, как она себя чувствует...