Школа террористов

И ещё одну немаловажную деталь удалось подметить мне, правда, пока непонятную, но насторожившую меня основательно: когда мы встали из-за стола и собрались уходить, около Альбины закружил капитан Скородумов, тот самый отстраненный от полетов летчик-коммерсант, которого я заподозрил в авторстве анонимки, явно подыскивая подходящий момент поговорить с нею. Такую возможность я ему предоставил, отлучившись на минутку, объяснив Альбине, что надо поговорить с замполитом. Едва я отошел, как Скородумов оказался возле Альбины. Что он сказал ей, расслышать не удалось, но как негодующе сверкнули глаза Альбины я заметил. Губы её скривились в презрительной усмешке, она что-то прошипела в ответ, и капитана словно ветром сдуло...

С незнакомым девушка вряд бы так поступила. А ни Андрей, ни его невеста словом не обмолвились, что у неё в гарнизоне есть ещё один поклонник...

Возможно за этим тоже кроется что-то интересное...

Я вернулся к Альбине, и она улыбнулась мне довольно мило, словно негодование только что не бушевало в ней, взяла мою руку и попросила:

- Уведи меня отсюда, я, кажется, захмелела.

Мы вышли на улицу. Уже темнело, но духота сегодня была особенная, не спадала и вечером. Блеклое небо, словно выгоревший на солнце ситец, висело над гарнизоном непроницаемым колпаком, закупорившим наглухо воздух; и все вокруг казалось мрачным, удручающим. Снова вспомнился Андрей и в сознании представилась картина его страшной гибели: горящая машина, и он, корчащийся от нестерпимой боли в пламени...

Ужасная смерть! Каким звериным сердцем надо обладать, чтобы поступить так бесчеловечно! За что?!

Мы молча шли к гостинице. Альбина держалась за меня, покачиваясь из стороны в сторону, низко опустив голову. Вечерний закат, похоже, и на неё действовал угнетающе, напоминая о бренности нашего бытия: вот так и жизнь человеческая - меркнет, затухает, а иногда и сгорает мгновенно.

Альбину развозило все больше: ноги заплетались, её кидало из стороны в сторону, и если бы я не поддерживал, она рухнула бы на землю. Но я не осуждал её - горе ломает и более сильные натуры, а коньяк как-никак притупил боль, помог забыться хотя бы на несколько часов. Вдруг она встрепенулась, приподняла голову.

- Ты куда меня ведешь?

- В гостиницу. Тебе надо отдохнуть.

- Нет... - Она помотала головой, словно желая освободиться от наваждения. - Я поеду домой.

- Лучшего ты ничего не придумала? Поспишь здесь, потом поедешь.

- Но я не хочу в гостиницу, - капризно заявила Альбина.

"Уложить её в машине на заднем сидении? - мелькнула мысль. - И сидеть около неё всю ночь? Что подумают обо мне сослуживцы Андрея?... Оставить одну - уедет: пьяному море по колено..."

- Ничего, до утра придется потерпеть. Никто тебя здесь не обидит.

Она остановилась, задумалась.

- Хорошо, - согласилась наконец. - Я очень хочу пить. У тебя найдется что-нибудь?

- Найдется. Напою тебя чаем.

Я всегда беру с собой в командировки кипятильник, разовые пакетики чая и кофе, печенье, чтобы не бегать лишний раз по столовым, когда надо срочно подготовить материал в газету или находит творческое вдохновение.

- Тогда пошли.

Она обеими руками держалась за мою руку и буквально висела на ней, еле переставляя подламывающиеся ноги, и я со стыдом и страхом думал, что сказать дежурной, как упросить её, чтобы уложить спать незнакомую пьяную девушку в свободной комнате, если таковая найдется. А если нет? Кто захочет пустить к себе пьянчужку?

К моему счастью (или несчастью) дежурной на месте не оказалось, и я, поддавшись непонятному порыву, поспешил провести Альбину в свой номер. Уложил её на кровати и, достав из тумбочки кипятильник, стал готовить чай.

- Душно! - заметалась Альбина на кровати. - И мне очень плохо. Дай чего-нибудь попить.

Я налил ей из крана воды. Она отхлебнула, сморщилась и вернула обратно.

- Сырая?

- Сейчас я вскипячу.

- А коньяку у тебя нет?

- Чего нет, того нет. Да и хватит тебе...

- Мне плохо. Достань у кого-нибудь. - Она всхлипнула и закрыла глаза.

- Перестань, Альбина. Горе коньяком не зальешь.

Она согнулась калачиком, полежала молча.

- Мне душно. Помоги раздеться.

Ничего себе заявочка! Я в нерешительности остановился около нее, не зная, что делать. Нагнулся и снял с ног туфли.

- Платье расстегни, - тихо, почти шепотом попросила Альбина.

Не забылась ли она? Не принимает ли меня за Андрея? Я боялся притронуться к ней.

- Ну чего ты? Мне жарко... Душно. Тяжело дышать...

Она повернулась ко мне спиной, подставила замочек, который и сама могла без особого труда достать. В глаза мне бросились крутые бедра, обтянутые мягкой тонкой тканью, задравшейся до самих трусиков, обнажив стройные, загорелые ноги, будто излучавшие колдовскую энергию, воспламенившую меня; и я, онемевший, пригвожденный её притягательной силой, не двигался с места, терзаемый желанием и поднимавшейся во мне ненавистью и к себе и к Альбине. Наконец удалось взять себя в руки, и я расстегнул "молнию".

Альбина не шевелилась. Дыхание было ровное и слабое. Кажется, уснула. Я потихоньку встал и пошел из комнаты, бесшумно затворил за собой дверь.