Так мы молчали полчаса. Так мы молчали час. Так мы молчали два часа.
Я не знаю, о чём думала Галина Дмитриевна.
Я думала о ней. Я, конечно же, понимала, почему ребята не хотели, чтобы классным руководителем у них была учитель биологии, социальный педагог Осокина Галина Дмитриевна по кличке Сухая.
Галина Дмитриевна была человек-кремень. Ничего не могло заставить её свернуть, если она решила идти этим путём. Галина Дмитриевна никогда не была замужем и детей у неё не было. Всю себя, всё своё свободное время она отдавала школе, летом – саду.
Она знала, как правильно жить, как нужно воспитывать детей, знала имена всех учеников, их родителей, имена братьев, сестёр, а также ближайших родственников.
Если что-то в воспитании шло не так, Галина Дмитриевна тут же говорила про гены, от которых не уйти.
– Эх, девчонки! Надо было думать, под кого ложиться. От осинки не родятся апельсинки. Вот я так и не нашла, от кого можно нормального ребёнка родить – и не жалею. А то маялась бы сейчас, вот как вы маетесь, дуры.
На второе место при разговорах о воспитании детей Галина Дмитриевна ставила собственно само воспитание.
– Молодые-то сейчас, конечно, потакают детям во всём, белоручками растят. Сами виноваты, что дети им на шею садятся. Воспитывать не умеют – детей рожают. Ещё и обеспечить нормально не могут.
И мы, не умеющие правильно воспитывать, родившие от непонятных мужей с косячными генами, да и сами обладающие не лучшими генами для передачи потомству, несли свой крест и веровали: радовались успехам нерадивых деток, ругали за шалости, словом, просто жили со своими детьми.
Педагогом она была жёстким и бескомпромиссным. Пятёрки ставила редко – в исключительных случаях. Четвёрки надо было зарабатывать непосильным интеллектуальным трудом. За тройку тоже надо было попотеть.
Сколько золотых и серебряных медалей было зарублено Галиной Дмитриевной! Потом ей просто не стали давать старшие классы, и количество медалистов резко увеличилось.
Она никогда не ставила своевременно оценки за четверть. Детям приходилось по несколько раз пересдавать темы, пока наконец долгожданная тройка не была выставлена в журнал. Я, как завуч, никак не могла свести отчёт и сдать в гороно, но я тянула до последнего, ведь стоило только нажать на Галину Дмитриевну и сказать, чтобы она срочно выставляла оценки, она не рисовала тройки, нет! бескомпромиссно выставляла двойки, что меня тоже естественно не устраивало.
НО! Ох уж это важное, всегда показывающее иную сторону бытия «но»!
НО Галина Дмитриевна была при этом замечательным человеком, по-своему любящим детей. Дети это, конечно же, понимали не сразу, они не любили Сухую, боялись, кто-то ненавидел даже. И кличку ей дали не столько за внешность, очень симпатичную кстати, а за её несгибаемость, бескомпромиссность, крутой нрав.
Зато она была готова до вечера сидеть в школе и объяснять непонятные темы ученикам, принимать, не раздражаясь, зачёты.
Когда ей стали всё меньше давать часов, Галина Дмитриевна согласилась на должность социального педагога. Справлялась она с обязанностями соцпедагога замечательно. Даже мягче немного стала, уступчивей, общаясь с асоциальными семьями, но хватки своей не потеряла. И многим пьющим папашам, да и мамашам водка порой лезла в горло с трудом, когда они вспоминали социальную педагогиню, которая строгим, укоризненным взглядом внушала им трезвость и умеренность.
– Пойдёмте в лаборантскую, – позвала Галина Дмитриевна.
И когда мы зашли, загадочно проговорила:
– Я знаю, кто мне иголки подсунул!
– Кто?
– Танька Тарханова.
– Как вы поняли?
– Вот смотри!
Она слегка приоткрыла дверь, чтобы я могла наблюдать за классом.
– Первая парта. Алексей Бабушкин. Сидит спокойно, не ёрзает, головой не вертит. И так уже два часа. Надоело ему, конечно, но он ничего не знает, совесть его чиста. Вторая парта. Антон Лузин и Саша Карнаухов. Антон знает, кто иголки подложил, а Саша нет. Антон уже весь извертелся, всё время оглядывается назад. Руки потеют, потирает их. На месте сидеть не может. Точно знает. А Саша спокоен, тыкает его локтем, мол, успокойся, достал уже.
Да они все как на ладони. Теперь смотри: Танька. Сидит она с Джабарровым, и я сначала думала, что это он подложил.
Но нет! У того духу не хватит, хотя Антон всё время на их парту оглядывался. И тогда я поняла: Татьяна! Понаблюдала за ней, так и есть! Сидит каменная, как ни в чём не бывало, а сама зажатая, дышит прерывисто. Она! Точно она.
– Ну что отпускаем ребят, а Татьяну оставляем, родителей вызовем. Признается, как миленькая!
– Э, нет! Ещё два часа минимум. Тогда можно будет с ними разговаривать. И никаких родителей! Сейчас, конечно, родители звонить начнут, потеряют деток. Скажешь: дополнительные занятия с Галиной Дмитриевной всем классом. Поверят!
Конечно, поверят. Если с Галиной Дмитриевной – каждый поверит.
– Ты сходи в столовую, проголодалась небось, а нам ещё два часа куковать.
Через два часа мы снова начали разговор с ребятами после четырёх часов молчания.
– Ну что? Готовы сказать, кто подложил иголки?