Школа ужасов

Отец, как всегда, сидел в кресле и смотрел ту программу, что он всегда смотрел по воскресеньям. Газеты устилали весь пол, валялись там, где он их бросил, наскоро просмотрев. В отличие от матери, отец хотя бы предсказуем. Живет по раз навсегда заведенному порядку.

Барбара посмотрела на него с порога, затем, приглушив неистово орущую рекламу «Кэдбери», вслушалась в сипловатый звук его дыхания. В последние две недели дышать отцу стало заметно труднее. Ему уже не хватает кислорода, постоянно поступающего в легкие через две трубки.

Джимми Хейверс, очевидно, почувствовал присутствие дочери и слегка повернулся в старом кресле с изогнутой спинкой.

– Барби! – Он, как всегда, широко улыбнулся, обнажив обломанные, почерневшие зубы, но на этот раз Барбара не обратила внимания ни на эти неухоженные зубы, ни на тот факт, что грязные, плохо пахнущие волосы отца давно нуждаются в шампуне – ее волновало сейчас лишь то, как изменился цвет его кожи. Щеки побелели, ногти сделались серовато-синими. Даже от порога, через всю комнату, она видела, как съежились, почти исчезли вены на его руках.

Подойдя к стоявшему возле кресла кислородному баллону, Барбара увеличила подачу газа.

– Завтра с утра едем к доктору, верно, па? Он кивнул:

– Завтра. В полдевятого. Придется подняться с жаворонками, Барби.

– Именно. С жаворонками. – Про себя Барбара недоумевала, как она справится с затеянной ею поездкой к доктору с двумя родителями разом. Она заранее страшилась намеченного за несколько недель визита. Мать нельзя оставить дома одну, пока они с отцом отправятся к врачу. Если миссис Хейверс выпустить из-под контроля хоть на десять минут, может произойти все что угодно. Но везти их обоих, отца, практически неподвижного, прикованного к кислородному баллону, и мать, в любой момент способную ускользнуть, раствориться в хрустальной пещере своего блаженного безумия… Неужели она справится со всем этим?

Барбара понимала, что настала пора найти помощника – не равнодушно вежливого социального работника, заглядывающего изредка проверить, не развалился ли еще их дом на куски, а человека, готового постоянно жить в доме, надежного, внимательного, заботливого к ее родителям.

Но это утопия. Где его взять? Ничего не остается, только и дальше брести наугад по своему скорбному пути. От этой мысли у Барбары перехватило горло– она словно заглянула на миг в кошмарное будущее, без конца, без надежды.

Зазвонил телефон. Барбара потащилась в кухню, чтобы взять трубку. Она запретила себе содрогаться при виде оставшейся с завтрака на столе посуды, перемазанной высохшим яичным желтком. Звонил Линли.

– У нас тут убийство, сержант, ~– сообщил он. – Встретимся завтра в полвосьмого у дома Сент-Джеймса.

Конечно, Барбара могла бы попросить отгул, и Линли пошел бы ей навстречу. Она никогда не делилась с ним своими житейскими обстоятельствами, но этого и не требовалось: за последние недели она провела в Скотленд-Ярде столько часов сверхурочно, что, безусловно, заработала право на два-три выходных. Линли понимал это и даже не поинтересовался бы, зачем Барбаре понадобилось отпрашиваться. Но, кляня саму себя за слабость, Барбара и не подумала отказываться от нового дела: оно даст ей возможность отложить завтрашнюю возню с обоими родителями, бесконечную поездку к врачу, тревожное ожидание под дверью кабинета и постоянную необходимость следить за матерью, точно за малышом-непоседой. Новое дело давало ей – пусть и временное – право уклониться, законную отсрочку.

– Хейверс? – окликнул ее Линли. – Вы меня слышите?

Вот сейчас она и должна обратиться с просьбой об отгуле, объяснить свою ситуацию– ей понадобится несколько часов, а то и весь день, чтобы уладить кое-какие домашние дела. Всего три слова: «Мне нужен выходной», но она не могла выдавить их из себя.

– В полвосьмого у дома Сент-Джеймса, – повторила она. – Буду, сэр.

Он положил трубку, и Барбара тоже. Она пыталась заглянуть себе в душу, найти имя овладевшему ею чувству. Ей бы хотелось думать, что это запоздалый стыд, но, увы, это чувство больше напоминало ликование.

Она отправилась предупредить отца, что визит к врачу придется перенести на другой день.

Кевин Уотли пошел в паб – не в ближайший к дому «Ройял Плантагенет», нет, он прошел по набережной, а потом мимо треугольного клочка зеленой травы– здесь, на лужайке, они с Мэттью как-то тренировались, запуская самолеты с дистанционным управлением– и добрался до более старого паба на пригорке, торчавшем точно полусогнутый палец над Темзой.

Он сознательно предпочел «Сизого голубя». В «Ройял Плантагенет», хоть он и расположен у самой двери его дома, он мог бы забыться на пару минут. Здесь он не забудется.