Школа ужасов

– Чье угодно. Подонок. Ненавижу. – Она быстро, яростно моргала.

– Часто он так набрасывается на вас?

– Клив может наброситься на кого угодно. Мне достается больше других, потому что у меня нет… Грязный ублюдок. Мерзавец. Воображает себя героем-любовником.

– Знаю я такую породу.

– Он прикидывается, будто все это милые шутки. Дескать, я просто дура набитая, потому и не смеюсь вместе со всеми. А на самом деле, когда он повалил меня, он притиснул меня так, чтобы я… чтобы я почувствовала, какой большой у него…– Дафна с силой прикусила губу. – Вот что ему нужно. Ох, меня от него с души воротит. – Она снова согнулась над раковиной. Прямые жидкие волосы упали на лицо, почти полностью скрыв его.

Барбаре было достаточно услышанного. Причард, мучитель по натуре, выбрал Дафну себе в жертвы.

– Почему ты никому об этом не скажешь?

– А кому?

Это короткий вопрос был полон горечи, но для Барбары именно он был подходящим началом для важного разговора. Лишь бы только не обнаружить своего жадного интереса.

– Не знаю. Я никогда не училась в закрытой школе. Но если ты не хочешь поговорить с кем-нибудь из взрослых– это я вполне могу понять, это ведь так неприятно, – ты бы могла поделиться с ] кем-нибудь из учеников, префектов, кто пользуется влиянием.

– С Чазом Квилтером, нашим святым префектом, звездным мальчиком? Не смешите меня! Все они заодно. Всем им главное – соблюсти видимость. Каждый прикидывается, и Чаз ничем не лучше – он еще почище других.

– Неужели он хуже Клива Причарда? Не может быть!

– А вот и может. Еще как. По-моему, лицемерие гораздо страшнее обычного хамства. – Дафна резко откинула волосы со лба.

Барбара постаралась не обнаружить удивления.

– Лицемерие? – переспросила она. Ничего не вышло. Едва прозвучал этот вопрос, как девушка опомнилась и оборвала разговор. Даже в этой ситуации воспитанная традицией верность сотоварищам оказалась сильнее потребности отомстить. Сложив платок, она вернула его Барбаре:

– Спасибо. Свитер уже не отчистить, но хотя бы шею я оттерла.

Не было смысла продолжать игру в прятки. Хейверс решилась спрашивать напрямую– доверие девушки ей завоевать так и не удалось, так что терять нечего.

– Вы проходите курс химии в старшем шестом классе у мисс Бонд, верно?

– Да.

– А живете вы?..

– В «Галатее».

– Мисс Бонд—помощница заведующего «Галатеей». Вероятно, вы с ней хорошо знакомы.

– Не более, чем другие ученики.

– Вы имеете в виду Чаза? Или Брайана Бирна? Этот вопрос явно озадачил Дафну.

– Я ничего такого не имела в виду. Мисс Бонд хорошо относится ко всем нам.

– Вы ведь то и дело сталкиваетесь с ней в пансионе, так?

– Ну да, может быть. То есть нет. Не знаю, право. Встречаемся в коридоре. Я как-то не задумываюсь об этом.

– В прошлые выходные вы ее видели? Теперь девушка поняла, к чему дело клонится.

Она отвела взгляд от лица Барбары, с тоской посмотрела вдаль.

– Мистер Питт уже ждет меня. Спасибо большое за платок.

Барбара пропустила ее, позволила ей уйти, а сама призадумалась над полученной информацией. Только одна реплика Дафны по-настоящему заинтересовала ее: девушка упомянула о лицемерии Чаза. С той самой минуты, как детективы вошли в «Эреб-хаус» и обнаружили царивший там беспорядок, они поняли, что старший префект не справляется со своими обязанностями. И те слова, брошенные через плечо опаздывавшим на урок учеником– «пошел ты, Чаз», – тоже свидетельствовали о том, что авторитет префекта серьезно подорван, однако до сих пор они не понимали, какая язва разъедает отношения между учениками. Теперь болезнь была названа. Имеет ли она какое-то отношение к смерти Мэттью Уотли?

Полковник Эндрю Боннэми жил вместе с дочерью примерно в миле от деревушки Киссбери. Вдоль дорожки жались друг к другу пять коттеджей, жилище Боннэми отделяла от соседей давно нуждавшаяся в стрижке изгородь. Как и остальные коттеджи, домик Боннэми был невелик: деревянный фундамент, известковые стены, покрытые облупившейся белой краской. Все свидетельствовало о старости и упадке, на поверхности стен ветвились глубокие трещины. Дом осеняла тень высоких раскидистых каштанов. Ветки, отходившие под прямым углом от ствола, провисали и скребли черепицу крыши.

Подъехав по узкой дорожке к самому дому, Линли и Хейверс заметили женщину, спускавшуюся по невысокому холму к заднему двору и саду. Полинявшая, довольно тонкая юбка плохо сочеталась с ветровкой, застегнутой под самым подбородком, и тяжелыми рабочими ботинками. В одной руке она несла садовые ножницы и грабли, другой тащила за собой большой пакет для мусора. Женщина подошла поближе, и Барбара разглядела на ее лице следы засохшей грязи. По-видимому, она только что плакала, слезы оставили бороздки под глазами и на щеках. На вид ей было около сорока.

При виде Линли и Хейверс женщина прислонила мешок с мусором к сложенным в штабель дровам и направилась к ним. Ножницы и грабли она по-прежнему сжимала в руках. Линли отметил, что она не надела перчатки для работы в саду, руки ее были в мозолях, под ногтями чернела въевшаяся грязь.

Линли предъявил ей свое удостоверение, назвал свое имя и имя сержанта Хейверс.