Школа в Кармартене

— Меч, который не наносит, а исцеляет раны, — объяснила Финвен. — Пойдемте?

— Бог ты мой! А я все скальпелем, по старинке, — он улыбнулся и позволил вывести себя на лестницу. — Я плохо знаю ваши валлийские обычаи, — признался он. — Все, видимо, думают, что я их знаю, и никому в голову не приходит просветить меня.

— О! — сказали ученики, и драгоценные сведения посыпались из них, как из дырявого мешка.

— Роза, сорванная в ночь летнего солнцестояния и засушенная за домашним алтарем, в ночь под Рождество опять становится свежей, как будто ее только что сорвали, — сказала Гвенллиан.

— В рождественскую ночь эльфы служат мессу на дне заброшенных угольных шахт, — сказал Бервин.

— Прабабушка говорила, что иногда на конюшне в рождественскую ночь появляется сказочной красоты белый конь и принимается есть овес у лошадей. Если его не прогонять, в доме будет достаток весь год, — вспомнил Ллевелис.

— У нас принято наблюдать за тенями на стене, пока в очаге горит рождественское полено. Если долго всматриваться, по движению теней можно предсказать будущее, — сказала Финвен.

— Еще на Рождество устраивают венчание деревьев…

— Хватит, хватит! — расхохотался Мак Кехт. — Для такого профана, как я, на первый раз вполне достаточно.

Послушай доктор своих учеников подольше, возможно, это принесло бы ему пользу. Он мог бы услышать, что если валлийская девушка в канун Рождества трижды три раза обойдет задом наперед с закрытыми глазами вокруг грушевого дерева и резко обернется, она увидит своего суженого.

Снаружи все быстро растеряли друг друга в сумерках. Доктор Мак Кехт, нагибаясь за расцветшими на снегу синими цветами, добрел до какого-то дерева. Вокруг дерева задом наперед, осторожно вытаскивая башмачки из снега, шла Рианнон. «Naw![32]» — сказала она, обернулась и уперлась ладонями в грудь Мак Кехту. Доктор Рианнон захлебнулась морозным воздухом. Придя в себя, она минуты две честила Мак Кехта на все лады, а доктор, не в силах понять, чем же он провинился, покорно принимал эту бурю и только робко убеждал ее сойти со снега, чтобы не простудиться.

— На что вам четыре цветка? Несете их куда-нибудь? На погост? — запальчиво осведомилась Рианнон.

— Они указывают путь к кладу, — растерянно ответил Мак Кехт. — Я как врач запрещаю вам дольше стоять на снегу в мокрой обуви и в таком открытом платье.

Спрятавшийся за каменной изгородью Ллевелис хихикнул.

За час до полуночи в Северной четверти по наущению Мерлина начали наряжать елку. Архивариус Хлодвиг, действуя изогнутым клювом и осторожно помогая себе когтистой лапой, укрепил на верхушке звезду. Мерлин распоряжался:

— Золоченые орехи и ангелочков тащите сюда. Сосульку не расколотите. А это бросьте. Нечего спички переводить. Свечи зажгутся в полночь сами собой от лунных лучей. Рождество все-таки, а не какой-нибудь там… юбилей бракосочетания королевы.

В полночь начали бить часы на всех башнях Кармартена, с неба протянулись лунные лучи, свечи на елке вспыхнули белым пламенем, и все, кто собирался в эту ночь танцевать, не жалея подметок, радостно выдохнули, потому что из каминов и печей наконец-то раздалась музыка. На Рождество музыка всегда доносится из каминных труб, а каминов в Кармартене сколько угодно; с незапамятных времен в нее вступают самые разные инструменты, а мелодии слышатся сплошь танцевальные. Только чтобы танцевать под эту музыку, нужно знать старинные танцы, потому что музыка печных каминов и труб меняется куда медленнее, чем мир вокруг нее, и сохраняет мелодии довольно раннего времени.

Первые танцы были настолько старинные, что их знали и могли исполнить всего несколько человек. Для первого танца составилось только четыре пары: с мест поднялись в большинстве своем преподаватели несусветных древностей, и из них Гвидиону были знакомы только двое. Сперва на середину вышел Курои, возраст которого подошел к тридцати годам и который выглядел великолепно; в третью пару, к восхищению первокурсников, встал Мак Кехт. Мелодии переходили от старинных танцев к более поздним; у людей молодых по возрасту не было выхода, кроме как дождаться такого танца, который был бы им известен. Гвидион завороженно смотрел на происходящее, обещая себе включиться в средневековые кароли; как бы там ни было, описание каролей он, по крайней мере, читал в поеденных молью трактатах, и ему случалось мельком видеть их там, куда его отправлял Курои. Мак Кехт танцевал божественно. Он взлетал, как коршун, в положенном пируэте, за ним взлетал его плащ, затем — волосы; лицо его все время было обращено к партнерше, в рыцарском сосредоточении на ней, даже если танец был настолько быстрым, что не позволял обмениваться словами. После нескольких сумасшедших ирландских танцев, втянувших в себя половину педагогического коллектива, Мак Кехт, достойным образом поддержав честь старшего поколения, позволил себе присесть у стены.

— Отчего вы не танцуете, Морган? — спросил он профессора искусства забвения.