Школа в Кармартене

— Мой Тит услаждает меня не хуже…, — начал Азиний.

— Очевидно, он имеет в виду знаменитого историка Тита Ливия, — быстро сказал Орбилий и загнал пробку обратно в кувшин.

— А между ними что-нибудь было? — простодушно спросила Двинвен.

— Между ними ничего не было! — заверил Орбилий, дав, наконец, волю своему возмущению. — И не могло быть! А весь логос в том, что вам, бездельникам, нужно заучивать не только основные значения слов, но и множество переносных! Латынь — чрезвычайно образный, развитый и богатый язык… с обилием переносных значений! Когда вы будете готовы воспринимать истинно изящную дискуссию…, — тут Орбилий утер пот со лба и откатил кувшин подальше в угол, — тогда и получите от меня хоть что-нибудь хорошее. А пока — беседы собачника Фульвия с торговцем ослятиной на углу у общественных бань! Dixi!

И учитель отвернулся, надевая сандалии и выбирая в углу трость потяжелее.

— Пойду изловлю того негодника, что подсунул мне этот сосуд, — бормотал Орбилий себе под нос. — Чувствую, что тут подрастает какой-то будущий Гораций Флакк!..

— В каком смысле будущий Гораций Флакк? — тихонько спросил Гвидион на лестнице.

— В том смысле, что Гораций тоже изводил Орбилия, — предположил Ллевелис.

Когда они миновали несколько витков лестницы, Гвидион неуверенно сказал:

— А может, они и вправду говорили о литературе?

* * *

На последнем занятии в начале июня, когда Гвидион притащился к Тарквинию Змейку на самый верх башни, изнемогая от жары, Змейк встретил его на пороге своего кабинета и сказал:

— Пойдемте. Возьмите из кабинета сыворотки, шприцы, вакцины, берите все свои инструменты и спускайтесь за мной.

Гвидион, недоумевая, последовал за Змейком снова вниз, стараясь не наступать на его мантию, которая мела по ступеням. Змейк привел его на конюшню, и Гвидион чуть не ахнул от радости: в загончике рядом с тем, где жил пони Мерлина, топталась овца. Это была самая настоящая овца с Гебридских островов — белая с черной мордой. Змейк обернулся к Гвидиону и сказал:

— Располагайтесь.

Гвидион поставил на пол и раскрыл свою медицинскую сумку.

— Вот вам овца. Она совершенно здорова. Заразите ее одной из трех тяжелых болезней, которые мы с вами успели изучить, и вылечите в порядке заключительного годового экзамена. Приступайте. Я вернусь через три часа и проверю, в какой стадии заболевание.

И Змейк повернулся уходить. Овца заблеяла.

— Жарко тут, — сказала она простодушно. Она не поняла слов Змейка.

Гвидион глубоко вдохнул и удержал Змейка за рукав. Когда он взглянул Змейку в лицо, у него вяло мелькнула в голове фольклорная формула «тут мне и конец пришел». Но, не выпуская рукава Змейка и забыв прибавить обращение «учитель», он сказал:

— Я не могу заразить здоровое животное для того, чтобы сдать экзамен. Это ничтожная цель.

— А для чего вы могли бы это сделать? — спросил Змейк.

У Гвидиона мелькнуло что-то вроде «ради обусловленного жесткой необходимостью научного эксперимента, который нельзя провести иным способом», но в это время овца тряхнула ушами и еще что-то проблеяла, Гвидион случайно представил себе ее ягненком и ответил:

— Ни для чего.

— Ради обусловленного жесткой необходимостью научного эксперимента, который нельзя провести иным способом, — сухо скорректировал его Змейк. — Идите. Шестьсот восемьдесят девять.

Это был высший балл.

* * *

— Если вы будете каждый раз задавать мне столько вопросов по самым сокровенным областям знания, Афарви, то рано или поздно вы уподобитесь великому императору Юань-ди, — решительно сказал Сюань-цзан, поднимаясь с земли и сворачивая свою бамбуковую циновку.

— А что этот император? — полюбопытствовал Афарви, понимая, что уподобиться императору Юань-ди можно по разным признакам. Его устраивало уподобление как по мудрости, так и по добродетели.

— Он мертв, — преспокойно ответил Сюань-цзан. — Ну, что ж, думаю, что вы, все трое, — Эльвин и Тангвен поклонились, — готовы, пожалуй, уже к спецкурсу по творчеству Лу Ю. А потому предлагаю вам ступить в лодку и переправиться вместе со мной на тот берег, в павильон Яшмовых стрекоз.

Тут ученики с удивлением увидели, что у ступеней башни Сюань-цзана плещется вода, — хотя до сегодняшнего дня они свободно подходили к ней посуху, — и самое главное, что возле ступеней покачивается ладья с носом в виде головы дракона. Они вошли в нее, и дракон сам собой направил свой нос к востоку и заскользил через озеро на другой, цветущий берег.

— Как досадно, что мы не можем полюбоваться цветами лотоса, — с сожалением заметил Сюань-цзан. — Они растут здесь в изобилии, да только у нас сейчас решительно нет досуга и есть, так сказать, определенная цель. Как писал Цюй Юань в одном из своих цы, «всей душою стремлюсь я в тот край, где цилини щебечут в ветвях».

— С чего бы Цюй Юаню писать в жанре цы? Ведь этот жанр вошел в обиход только в эпоху сунских императоров, когда Цюй Юань уже давно был легендой! — сказал Эльвин. — Разве не было бы уместней ему воспользоваться формой шихуа?

— С чего бы цилиням щебетать? — сдвинула брови Тангвен. — Ведь цилинь — это носорог!