Школа в Кармартене

— Четыре звезды из панциря Черепахи — это Квадрат Пегаса, — начала Телери. — А хвостик… хвостик…, — Телери заволновалась, не помня названия звезды, глаза ее наполнялись слезами.

— Будем считать, что она втянула хвостик, — успокоительно сказал Мэлдун. При всей своей стремительности он был чуток к душевному состоянию учеников.

* * *

— А что, собственно, с Бервином? — спросил Мерлин Мак Кархи как-то вечером, цепко ухватив его за рукав и затаскивая к себе в кабинет.

— С Бервином?

— Да, да. С Бервином, сыном Эйлонви. Я не мог бы назвать его жизнерадостным.

— Положа руку на Библию, и я не мог бы.

— Мальчику не дается ваша варварская поэзия.

— «Не дается» — не то слово. Я бы сказал, она отчаянно отбивается. Но я же не травлю его.

— Оуэн! — укоризненно покачал головой Мерлин. — И вы еще преподаете в школе! Причина всех его неудач — в вас.

— Спасибо, — сказал Мак Кархи.

— Ах, да нет же! Не в вас как в педагоге. Он отвечал бы по предмету гораздо лучше, если бы отвечал не вам. Вы не видите, что он теряется, стоя именно перед вами?

— Когда я стою перед ним, я всегда почему-то вижу его именно перед собой, — съязвил Мак Кархи.

— А зря, — сурово оборвал его Мерлин. — Сходите на другие предметы, хоть к Финтану. И посмотрите.

…Мак Кархи исполнил этот совет и, превратившись в ворона, незаметно просидел весь урок на наследии фоморов, прикинувшись чучелом на шкафу. Он был поражен. Превращения, которые шли по программе, давались Бервину лучше всех. В то время как другие, сбившись в кучку на одной из парт, чесали задней ногой в затылке, размышляя, как бы им отделаться от внешности хомяков, Бервин свободно сменил семь обличий — от ястреба до куницы, превратился в самого себя, потом — в обезьянку, уморительно почесался, долго мельтешил у профессора Финтана перед глазами в виде сойки и под конец, по личной просьбе профессора, провисел до конца урока на потолочной балке в обличье зверя-ленивца.

Мак Кархи сидел на шкафу в виде чучела, чувствуя непреодолимое желание нахохлиться. В конце урока, выпроводив всех учеников, Финтан стащил Бервина за хвост с балки, двумя-тремя жестами стряхнул с него облик ленивца и деликатно спросил:

— Ну, что вы здесь висите? Когда же мы начнем наконец специализироваться серьезно, а, Бервин? Я предложил бы вам присоединиться к моему семинару на девятом курсе.

— Видите ли, профессор…, — смущенно, но корректно отвечал Бервин, не называя Финтана учителем и, следовательно, не выказывая намерения стать его учеником, — я хочу заниматься только поэзией.

Финтан не повел и бровью. Он не выдал ни своего огорчения, ни удивления.

— Ну что ж, Бервин, — сказал он спокойно, — ваше желание свято.

Со стороны шкафа донесся какой-то сдавленный звук. Там тихо крякнул Мак Кархи.

…Сходив таким же образом еще на несколько предметов, Мак Кархи вернулся к Мерлину с тяжелым сердцем.

— На других уроках Бервин абсолютно раскован. Огромное дарование в области метаморфоз, остроумнейшие реплики по-латыни у Орбилия, почти полное отсутствие страха перед Курои!.. У меня он роняет книги из рук, он способен сесть мимо стула, и ум его не назовешь живым даже под страхом смертной казни.

— Делайте выводы из этих обстоятельств, коллега, — сказал Мерлин.

— Мне не следовало браться за преподавание? — предположил Мак Кархи.

— Ну, началось, — вздохнул Мерлин. — Все как дети малые. Вы знаете, Оуэн, как тяжело, когда вам особенно не дается именно тот предмет, преподаватель по которому нравится больше всего?

* * *