Школа в Кармартене

– Азиний стоит за приоритет исторических и документальных жанров перед поэтическими, – пояснил Орбилий.

– Мой Тит услаждает меня не хуже… – начал Азиний.

– Очевидно, он имеет в виду знаменитого историка Тита Ливия, – быстро сказал Орбилий и загнал пробку обратно в кувшин.

– А между ними что-нибудь было? – простодушно спросила Двинвен.

– Между ними ничего не было! – заверил Орбилий, дав, наконец, волю своему возмущению. – И не могло быть! А весь логос в том, что вам, бездельникам, нужно заучивать не только основные значения слов, но и множество переносных! Латынь – чрезвычайно образный, развитый и богатый язык… с обилием переносных значений! Когда вы будете готовы воспринимать истинно изящную дискуссию… – тут Орбилий утер пот со лба и откатил кувшин подальше в угол, – тогда и получите от меня хоть что-нибудь хорошее. А пока – беседы собачника Фульвия с торговцем ослятиной на углу у общественных бань! Dixi!

И учитель отвернулся, надевая сандалии и выбирая в углу трость потяжелее.

– Пойду изловлю того негодника, что подсунул мне этот сосуд, – бормотал Орбилий себе под нос. – Чувствую, что тут подрастает какой-то будущий Гораций Флакк!..

– В каком смысле будущий Гораций Флакк? – тихонько спросил Гвидион на лестнице.

– В том смысле, что Гораций тоже изводил Орбилия, – предположил Ллевелис.

Когда они миновали несколько витков лестницы, Гвидион неуверенно сказал:

– А может, они и вправду говорили о литературе?

* * *

На последнем занятии в начале июня, когда Гвидион притащился к Тарквинию Змейку на самый верх башни, изнемогая от жары, Змейк встретил его на пороге своего кабинета и сказал:

– Пойдемте. Возьмите из кабинета сыворотки, шприцы, вакцины, берите все свои инструменты и спускайтесь за мной.

Гвидион, недоумевая, последовал за Змейком снова вниз, стараясь не наступать на его мантию, которая мела по ступеням. Змейк привел его на конюшню, и Гвидион чуть не ахнул от радости: в загончике рядом с тем, где жил пони Мерлина, топталась овца. Это была самая настоящая овца с Гебридских островов – белая с черной мордой. Змейк обернулся к Гвидиону и сказал:

– Располагайтесь.

Гвидион поставил на пол и раскрыл свою медицинскую сумку.

– Вот вам овца. Она совершенно здорова. Заразите ее одной из трех тяжелых болезней, которые мы с вами успели изучить, и вылечите в порядке заключительного годового экзамена. Приступайте. Я вернусь через три часа и проверю, в какой стадии заболевание.

И Змейк повернулся уходить. Овца заблеяла.

– Жарко тут, – сказала она простодушно. Она не поняла слов Змейка.

Гвидион глубоко вдохнул и удержал Змейка за рукав. Когда он взглянул Змейку в лицо, у него вяло мелькнула в голове фольклорная формула «тут мне и конец пришел». Но, не выпуская рукава Змейка и забыв прибавить обращение «учитель», он сказал:

– Я не могу заразить здоровое животное для того, чтобы сдать экзамен. Это ничтожная цель.

– А для чего вы могли бы это сделать? – спросил Змейк.

У Гвидиона мелькнуло что-то вроде «ради обусловленного жесткой необходимостью научного эксперимента, который нельзя провести иным способом», но в это время овца тряхнула ушами и еще что-то проблеяла, Гвидион случайно представил себе ее ягненком и ответил:

– Ни для чего.

– Ради обусловленного жесткой необходимостью научного эксперимента, который нельзя провести иным способом, – сухо скорректировал его Змейк. – Идите. Шестьсот восемьдесят девять.

Это был высший балл.

* * *

– Если вы будете каждый раз задавать мне столько вопросов по самым сокровенным областям знания, Афарви, то рано или поздно вы уподобитесь великому императору Юань-ди, – решительно сказал Сюань-цзан, поднимаясь с земли и сворачивая свою бамбуковую циновку.

– А что этот император? – полюбопытствовал Афарви, понимая, что уподобиться императору Юань-ди можно по разным признакам. Его устраивало уподобление как по мудрости, так и по добродетели.

– Он мертв, – преспокойно ответил Сюань-цзан. – Ну, что ж, думаю, что вы, все трое, – Эльвин и Тангвен поклонились, – готовы, пожалуй, уже к спецкурсу по творчеству Лу Ю. А потому предлагаю вам ступить в лодку и переправиться вместе со мной на тот берег, в павильон Яшмовых стрекоз.

Тут ученики с удивлением увидели, что у ступеней башни Сюань-цзана плещется вода, – хотя до сегодняшнего дня они свободно подходили к ней посуху, – и самое главное, что возле ступеней покачивается ладья с носом в виде головы дракона. Они вошли в нее, и дракон сам собой направил свой нос к востоку и заскользил через озеро на другой, цветущий берег.

– Как досадно, что мы не можем полюбоваться цветами лотоса, – с сожалением заметил Сюань-цзан. – Они растут здесь в изобилии, да только у нас сейчас решительно нет досуга и есть, так сказать, определенная цель. Как писал Цюй Юань в одном из своих цы, «всей душою стремлюсь я в тот край, где цилини щебечут в ветвях».

– С чего бы Цюй Юаню писать в жанре цы? Ведь этот жанр вошел в обиход только в эпоху сунских императоров, когда Цюй Юань уже давно был легендой! – сказал Эльвин. – Разве не было бы уместней ему воспользоваться формой шихуа?