И он, разорвав тетрадь, быстро приготовил твердые бумажные пули, которые падали с легким стуком на пол.
Пули рвали со всех сторон:
— Мне, мне, Печенька!
Он не успевал свертывать.
В дверь ввалился неповоротливый Лерман, наткнулся на баррикады и пропел:
— Робюшки! Тетя Соня идет — всем попадет.
— Хва, хва, ребята! — остановился Занька. — Да хва же тебе, Тройка! Скорей, Подколза, бери веник, заметай за шкаф. Ставьте парты, как были! Где они? Близко?
— Да только из дежурки вышли. Я слышал, Ольга Юрьевна уж нажаловалась: «Такой, — говорит, — испорченный класс…»
В одну минуту парты расставили. Ребята, красные, тяжело дыша, уселись за парты и, фыркая, склонились над книгами и тетрадями.
— Сейчас вы увидите, что это за дети, — услыхали они взволнованный голос тети Тиши. — Справиться с ними нет никакой возможности.
Она торжествующе распахнула дверь, выпрямилась… и остолбенела. Ярко светили лампочки под зелеными абажурами. Двадцать головок, черных, светлых, рыжих, стриженых и с косичками, склонились над книгами. Ребята с трудом удерживали смех.
Тетя Соня заглянула в класс, посмотрела в недоумении на красное остроносое лицо тети Тиши, а потом тихонько затворила дверь и ушла.
Третий «А» занимался по-настоящему.
Глава пятнадцатая
Зоя лежала на веранде, закутанная одеялом, в меховом мешке, и дышала морозным воздухом. Спать не хотелось. Ребята кругом шумели, возились, валили друг друга на пол, барахтались.
Кто-то капризно крикнул:
— Надоел этот противный сон! Все спи да спи…
— Кто только выдумал это от дыханье?
Эмма жалобно хныкала:
— Да куда мое одеяло-то девалось?
— Нянечка, я застрял, не могу мешок натянуть! — пищал маленький Подколзин.
Около ребят суетились нянечка, тетя Тиша и сестра. Каждого надо было укутать шерстяным одеялом. Отовсюду звали на помощь.
— Ой, я дышать не могу!
— Укутайте, пожалуйста, мне ноги!
— Ка-ак меня запеленали, рук не вытащишь!
— У меня нос чешется вот тут. Нет, вот тут почешите!
Тетя Тиша с растерянным лицом бестолково металась из стороны в сторону и шипела, как паровоз:
— Ш-ш-ш-ш, тише, тише, был звонок на сон.
В школе час отдыха был законом, здесь же, в изоляторе, ребята стали бунтовать. То им было неудобно лежать, то снег летел в лицо и ветер поддувал в какую-нибудь щелку, то они замерзли, то вспотели.
— Скоро вставать? Скоро? — спрашивали они у тети Тиши через десять минут после укладывания.
Рядом с Зоей, с правой стороны, лежали Эмма и Катя. Они отвернулись от нее и тихонько разговаривали. Зоя прислушивалась. О чем они?
— Нечего тебе, Зоя, подслушивать, — запальчиво сказала Эмма, — все равно Сорока со мной дружит.
— Ну и пусть! Очень она мне нужна, — зло ответила Зоя и отвернулась.
С шумом влетел Занька:
— Трам-там-там! Эй, вы! Признавайтесь, кто стащил мою кровать с меткой?
Он подошел к кровати, на которой лежал Чешуйка, отвернул одеяло, внимательно оглядел ножку и, размахивая растопыренными пухлыми пальцами, ехидно сказал:
— Эге-ге-ге, слезайте-ка с моей раскладушки, сеньор Чешуя!
Но «сеньор Чешуя», подскочив как ужаленный, залепетал быстро и взволнованно:
— Ничего не твоя, я и вчера на ней спал! — И он крепко ухватился за край кровати.
Занька молча схватил кровать и вместе с Чешуйкой перевернул на пол. Тот вынырнул, схватил раскладушку за изголовье и начал тянуть в свою сторону.
— Слышишь, как скрипит? — кричал Чешуйка. — Моя так же тонко скрипела.
— Ну и пусть скрипела, а только, если хочешь знать, это моя раскладушка: у нее черное пятно на ножке. Вот, смотри, Чешуй несчастный!
Занька взял за ножку, но «несчастный» Чешуй не стал смотреть, а рванул раскладушку к себе изо всех сил. Раздался треск, и оба упали. В руках у Заньки осталась деревянная ножка с черным пятном, а Чешуйка барахтался под сломанной раскладушкой. С другого конца веранды бежала испуганная тетя Тиша.
Ребята раскутались, захихикали, подняли спор.
— Это Чешуйкина кровать.
— А ты почем знаешь?
— Она у него всегда так скрипит.
— Сам ты скрипишь! На ней Занька вчера спал.
— Что за класс этот третий «А»! Чистое наказанье, даю честное слово! — рассердилась няня, унося сломанную кровать.
Понемногу успокоились. Из-под меховых капюшонов торчали вздернутые носы и щеки, разрумяненные морозом.
Через сетку веранды виднелась темнозеленая стена леса. Пахло горьковатым дымком. С сосен от ветерка сыпался снег. Звенели льдинки. Тук-тук-тук! Где-то совсем близко стучал дятел. С шумом проехал грузовик, должно быть на кухню.
Занька вертелся на новой раскладушке и искоса поглядывал на лежащего рядом Чешуйку. Бедняга долго обиженно шмыгал носом. Ему было жаль сломанной раскладушки с черным пятном на ножке, которая умела так приятно и тонко поскрипывать. Новая совсем не скрипела, как он ее ни раскачивал.