Школа ведьмовства №13. Сладкий запах проклятия (СИ)

Марья Федоровна бесцеремонно сдвинула меня в сторону, сама убедилась в том, что никого я не «привечаю». Недовольно цыкнула и отошла.

— От нахал, — хлопнула она себя по бедру, — от наглец, — возмущалась она. — К девке в окно. Романтик, едрить-колотить. А если б сорвался? Что? Школа виновата? От я его, — потрясла кулаком в воздухе, круто развернулась и бодро пошагала к выходу.

— Так кто лез-то? — спросила я, даже не надеясь на ответ. Но попытаться стоило.

— Так знамо, кто! — фыркнула смотрительница. — Радиславка. Или ты, вертихвостка, кого другого ждала? — она прищурилась.

— Я вообще никого не ждала, — окинула женщину враждебным взглядом. — И не привыкла, что ко мне в комнату вот так врываются.

— Так уж простите, стару, что не через окно. Не по возрасту как-то, — язвительно проговорила она, а потом стала серьезной. — Я тут тожа ваших ухажеров гонять не нанималася, а вот видишь, приходится, — она развела руками, — шоб потом по повитухам не бегать и сопли вам не подтирать из-за сердец разбитых.

— Здрасти, теть Мань, — послышался голос Ольки, которая выглянула из-за плеча Марьи Федоровны и сделала страшные любопытные глаза. — А чего эт вы у нас так поздно? Случилось чего?

— Здравствуй, Олянка, — гаркнула смотрительница и хлопнула дверью так, что у меня подпрыгнуло и звонко звякнуло все, что стояло на столе. Вообще удивительно, как после таких манипуляций дверь с петель не слетела.

Но об этом я думала уже после. А сейчас, все еще ошарашенная приходом местной домомучительницы, снова вернулась к окну. Распахнула створки, чтобы обзор был лучше. Перегнулась через подоконник и вперила взгляд в ромашки. Валяются. Сиротливо так. Видимо, Рад с букетом приходил. А эти две выпали, когда он ноги уносил. Вон и трава примята. А прямо под моим окном и вовсе видны два небольших темных пятна. Углубления на небольшом расстоянии друг от друга. Интересно, откуда? Прищурилась. Ну точно! Похоже, этот романтик лестницу сюда припер! Углубления явно от нее. Осмотрелась. Лестницы нигде не было. Фыркнула. А потом сползла с подоконника и осела. Первый смешок вырвался сам собой, а потом я, не таясь, расхохоталась так, что Олянка не выдержала и заглянула в комнату.

— Эй, Мил, ты чего?

— А как представлю, как Покровский по нашему селу с лестницей подмышкой и ромашками в зубах от Федоровны улепетывает, так все, — снова закатилась я, не сумев даже закончить.

Олянка фыркнула, а потом присоединилась ко мне, заливаясь смехом.

Так мы и просидели с ней до вечера, смеясь и фантазируя на тему того, как все бы закончилось, если бы Марья Федоровна зашла бы немного позже. Даже представить страшно.

— Я только одного не понимаю, — спросила я, когда в очередной раз отдышалась после приступа смеха, — чего она с той стороны не зашла? На месте преступления бы и поймала, а так проворонила.

— Так и парни у нас не дураки, — усмехнулась соседка, — они в таком случае всегда при себе пару гвоздей и молоток имеют. И не придерешься. По делу лез. Помочь хотел. Знаешь, сколько таких ловили? Они все одно — на благо школы стараемся. Так что, теперь только так она их ловит. Не всегда удачно, как видишь. Говорят, она одного парня вообще без штанов у девчонки в комнате как-то застала. Уж не знаю, что сделала, но обещание «оторвать ему все бубенчики и колокольчики со стебельками» еще долго разносились над нашими домами.

Мы снова рассмеялись, утирая слезы. И ведь все равно лезут в окна. Даже за «колокольчики» не переживают. Мысленно усмехнулась я. Было легко, весело и приятно. В окна ко мне еще никто никогда не залезал с романтической подоплекой. И я рада, что у него ничего не вышло, но сердцу было приятно и тепло.

Глава 20

Глава 20

В спину бьет холодный лунный свет. Чувствую, как он рассыпается на мелкие осколки, соприкасаясь с живыми. С нами. Тишину вновь разбавляют пугающие шорохи, шелест, раздающийся отовсюду и ниоткуда. Деревья словно застыли по велению какого-то великого волшебника, впрочем, как и все вокруг кажется застывшим, только шелест и шепот проникает сквозь корявые ветви деревьев. Оттого каждый шаг дается с трудом. Хочется обернуться и сбежать, вернуться. В первый раз все казалось сном, а во сне не так страшно, во второй раз меня мало занимал окружающий мир, я старалась успеть поговорить с мамой, а теперь, идя бок о бок с Ядвигой Петровной, которая, как и всегда, была невозмутима и непрошибаемо спокойна, я смогла оглядеться. Неприятное место — эта дорога снов и туманов. Вот уж действительно, если и существует граница между мирами, то она, наверное, именно такая — пугающая и завораживающая, простая и загадочная. А еще давящая. Будто воплощается главный кошмар клаустрафоба, кажется, что невидимые стены двух миров сжимаются в попытке раздавить тех, кто посмел пересечь границу.