Главным образом он умел многое из того, что другие люди называли обычным ребячеством. Он умел пронзительно свистеть в два пальца; умел исполнять сальто; умел корчить уморительные рожицы; умел ездить на велосипеде, не держась за руль; он умел делать кое-какие фокусы с пробками и монетами; умел… Короче, он много чего умел из того, о чём большинство его школьных товарищей даже представления не имели. Да они никогда уже об этом и не узнают. Этот нелепый детсад больше его не интересовал. Он его давным-давно перерос. И отныне он пойдёт своей собственной, тайной дорогой, одинокий и недосягаемый для всех.
Герман ускорил шаг – самую малость, но вполне достаточно для того, чтобы потом не кривя душой утверждать, будто торопился изо всех сил.
Тут он услышал вой сирены.
Мальчик тотчас замедлил шаг. Мимо пронеслась пожарная машина, сразу за ней ещё одна и потом третья. Герман остановился и с надеждой посмотрел вслед удалявшемуся кортежу.
А вдруг загорелась школа?! Машины, без сомнения, ехали в том направлении. Вполне могло статься, что привратник, господин Кнёлингер, проживавший в каморке при школе, заснул с непогашенной папиросой. Папироса скатилась в щель дивана, и диван начал тлеть… Или, возможно, крыса прогрызла электрический кабель, произошло короткое замыкание, и от искры взорвался газовый баллон… Или дала течь канистра с бензином, или пришла в негодность газопроводная труба, или госпожа привратница, уходя из дому, позабыла выключить утюг…
Такие происшествия случаются в городе каждый день. Неужели что-нибудь такое не могло произойти однажды в школе? Если подумать хорошенько, то есть столько причин для пожара, что было бы просто чудом, если бы именно его школа стала исключением из этого правила.
Но если она действительно горела сейчас ярким пламенем, то мчаться туда сломя голову уже не имело ни малейшего смысла. Если пожарные вдруг с этим не справятся, Герман тоже не смог бы спасти школу, даже если бы попытался сделать это с риском для жизни.
Он словно видел всё это своими глазами. Вот он подошёл к месту событий, пожарные с пустыми шлангами в руках беспомощно топчутся вокруг пылающего здания.
– В чём дело? – поинтересовался бы Герман. – Почему не начинают тушить огонь?
– Мы бы с удовольствием, – сказал бы начальник пожарной команды, – но мы совершенно не ориентируемся в планировке. Нам нужен человек, который провёл бы нас внутрь. Но на это никто не может решиться.
– Почему? – спросил бы Герман, окидывая взглядом теснившуюся на безопасном расстоянии толпу. – Вон там я вижу нескольких учителей. Поговорите с ними.
– Мы уже говорили, – ответил бы капитан пожарной команды, – но они отказываются. Они просто-напросто боятся.
– Если загвоздка только в этом, – криво усмехнулся бы Герман, – то я беру это на себя. Прошу следовать за мной, господа!
И, не мешкая ни секунды, он ринулся бы в самое пекло, в дебри высоченных языков пламени, с треском вырывающихся из окон, ведя за собой команду пожарных с брандспойтами.
Правда, из-за трусости учителей оказалось бы уже, к сожалению, слишком поздно. И школу теперь было бы не спасти. Им пришлось бы смириться с этой потерей, вина за которую целиком и полностью ложилась на них.
Герман пока не очень ясно представлял себе, погибнет ли он геройски в море бушующего огня или ему лучше остаться в живых, чтобы дать интервью телевизионщикам. Но, поразмыслив, он вообще отказался от первоначального плана, ибо, насколько он знал взрослых, те всё равно не позволили бы ему руководить тушением пожара. Воля их, пусть тогда сами придумывают, как завершить операцию. В конце концов, ему было совершенно безразлично, спасут школу или нет. Тема для него была исчерпана. Зачем вообще туда идти?
Однако досадным образом по-прежнему существовала крошечная, в высшей степени маловероятная возможность, что горела всё же не школа и что пожарные направлялись в какое-то другое место.
Герман вздохнул и зашагал дальше, не так быстро, как прежде, зато прежним курсом.
Подбегая к перекрёстку, где ему нужно было свернуть направо и пересечь улицу, он едва не налетел на мужчину, живот и спину которого прикрывал рекламный щит. На нём были изображены клоун с красным носом и златовласая девушка в сверкающем купальнике. Тело девушки обвивала гигантская зелёная змея. Сверху красовалась ярко-алая надпись:
ТОЛЬКО СЕГОДНЯ!
Гала-представление в цирке шапито!
Герман двинулся за мужчиной, чтобы как следует рассмотреть плакат.
Мужчина был небрит и мусолил в губах погасший окурок. Дождевая вода каплями стекала с обвисших полей его шляпы. Заметив следовавшего за ним по пятам парнишку, он хитро подмигнул ему.
Герман огляделся по сторонам. Прохожих поблизости не было видно. Подмигивание, без сомнения, было адресовано ему. В нём даже чувствовалось нечто доверительное, как будто между мужчиной и мальчиком существовала какая-то тайна. Словно они о чём-то договорились.
О чём же? Герман задумался. Человека с плакатом он не знал, это точно. Вероятно, всё дело в гигантской змее.