Школа жестоких юношей (СИ)

- Не наказывайте Мэтью, это, действительно, все из-за меня, - я опустил голову, пряча глаза полные страха от куратора.

Отлично понимал, что меня ждет, но я уже дважды прошел через это, пройду и еще раз, а Мэт - он и так сделал для меня слишком много, чтобы еще и быть высеченным из-за того, что я сам не могу за себя постоять.

- Готов получить наказание и за друга? – прищурившись, спросил Стоун.

- Готов, - я совсем сник, все же Николас это не тот противник, которого я могу переиграть.

- Почему, Джастин? – голос куратора стал совсем ледяным, казалось, что даже температура в комнате упала на несколько градусов.

Я держал голову низко опущенной, боялся даже взглянуть на мужчину, сидящего напротив. Николас встал и через одно мгновение оказался возле меня, снова хватая за хвост и задирая мою голову. Его устраивал только разговор глаза в глаза.

- Почему, Джастин? – рыкнул он мне в лицо, - Может, у вас с Кирстом нечто большее, чем дружба?

Такой злобы на лице куратора я не видел никогда. Стоун всегда казался холодным, безразличным и бездушным человеком. Эта маска вселенского пофигизма была на нем даже когда в руке он держал плеть, что ласкала спины провинившихся. Почему же он сейчас в таком бешенстве? Я замер, не зная, как вести себя с таким Стоуном. Он внушал страх, дикий животный страх.

- Нет, мы только друзья, - с трудом смог ответить я.

Вся моя интуиция кричала о том, что стоит мне только дать возможность предположить, что с Мэтью нас связывает нечто большее, и нам обоим не поздоровится.

- Встань! – скомандовал Николас, и я подскочил со стула, едва не запутавшись в ногах, которые позорно тряслись, - разденься до пояса, - уже более спокойным тоном.

Но мне стало только хуже. Дрожал я теперь каждой клеточкой организма. Пальцы одеревенели, и я никак не мог справиться с крупными синими пуговицами на пиджаке. Стоун тихо стоял за моей спиной, дыхание мужчины было тяжелым, но вскоре я перестал слышать и это. В ушах бешеным ритмом стучало сердце, кровь прилила к лицу, отчего щеки горели. Сам дышал через раз, делая рваные глубокие вдохи, от которых болели легкие, воздуха катастрофически не хватало, сознание туманилось и плыло. Я полностью сосредоточился на проклятых пуговицах, потому что знал, если я сам не выполню приказ куратора, то будет только хуже. С тяжелой рукой мужчины я тоже был знаком.

Наконец, последняя пуговица поддалась скрюченным пальцам, я аккуратно снял рубашку с плеч, положил ее на стул рядом с пиджаком и галстуком. На последнем было дикое желание повеситься, я боялся не сколько боли, сколько этого чувства мерзкого унижения. Кажется, что каждый удар, ожогом ложащийся на белую нежную кожу, вбивает тебя в вонючую коричневую жижу, которая забивается в рот, мешает дышать, из которой не так легко подняться, как это кажется. Я вздрогнул от прохладного воздуха, что вмиг заключил меня в свои объятия. Поворачиваться не рискнул, не хотел встречаться взглядом с моим мучителем. Тонкие полоски шрамов после последней порки до сих пор не зажили, а теперь на них лягут новые. Не хочу. В глазах появились слезы, но пролиться даже одной единственной слезинке я не мог позволить. Только не здесь, только не при нем. Может, позже, когда я буду один валяться на своей кровати, не в силах от горячей боли пошевелить даже пальцем и лишний раз вдохнуть глубже, но только не здесь и не сейчас.

- Подойди к подоконнику и обопрись руками, - голос с нотками металла, словно первый удар, так же болезненно ложится на расходившиеся нервы.

Делаю, как велит Стоун. Сжимаю подоконник настолько сильно, что края впиваются в кожу рук, оставляя на ней красные полосы, заранее закусываю губу, чтобы не заорать. Николас не любит лишний шум. Считаю каждый удар сердца, хочу сосредоточиться на его ритме, чтобы отвлечься от реальности, но это не помогает. Слышу каждый шаг за спиной, звук выдвигаемого ящика, какой-то шорох и снова шаги. Зажмуриваю глаза, ожидая первого удара. Страшно. Но вместо плети на голой коже чувствую чужие теплые ладони. Николас проводит по всей спине от шеи до ремня брюк, поднимается вверх, снова спускается вниз. От его рук кожа горит, я согреваюсь этим странным теплом, но не шевелюсь, не понимаю, зачем он это делает. Ладони исчезают, а куратор с грустным вздохом проводит пальцем по одной из тонких розовых полосок, рубцом выделяющейся на гладкой коже спины. Перекидывает мои волосы через плечо, теперь они растекаются по груди, щекоча сосок. Дергаюсь, слишком странные ощущения вызывает эта щекотка.

- Тихо, - шепчет Стоун, а я опять жду жгучей боли.