Школа жизни. Честная книга: любовь – друзья – учителя – жесть (сборник)

В Наде Лексиковой я нашла то, что безотчетно искала в других ровесниках: ум, начитанность, интеллигентность, воспитанность. Всю жизнь я благодарна ей за то, что она первая познакомила меня с книгой Александры Яковлевны Бруштейн «Дорога уходит в даль…» Я просто помешалась на этой книжке: я читала ее днем и ночью, во сне и наяву, сидя, лежа и на ходу. Мы с Надей дружно обсуждали и книжки, и все наши школьные события, и одноклассников, и учителей. Ни с кем мне не было так интересно, как с ней, а вот Светлана Алексеевна хотела нас разлучить. Надя, как и Валерик, всегда вела себя спокойно и очень независимо, потому что она была уверена в себе. Однажды Светлана Алексеевна дала нам такое задание: подготовить небольшие докладики по книжке, посвященной правилам поведения. Я хорошо знала эту книжицу: в ней очень доступно и наглядно объяснялось, почему надо снимать перчатку, когда протягиваешь кому-нибудь руку для рукопожатия, почему надо иметь свою собственную зубную щетку и расческу, почему военные должны идти справа от спутницы, а гражданские слева. Много полезных сведений и советов было в этой книжке. Дело в том, что она была тоже у тети на детскосадской полочке, и летом я ее читала и перечитывала с превеликим удовольствием. Не знаю, хороший ли доклад получился у меня, но я помню, как говорила Надя: спокойно, разумно, не торопясь и не повторяясь. Конечно, нам обеим Света поставила по пятерке.

В пятом классе нам впервые разные предметы стали преподавать разные учителя. Мы выпорхнули из-под теплого крылышка нашей Светланы Алексеевны, и теперь она преподавала нам только русский язык и литературу, хотя и оставалась нашим классным руководителем.

У нас были очень хорошие учителя – знающие, добросовестные, настоящие педагоги. Они изо всех сил старались передать нам свои знания, а чего им это стоило – один Бог ведает. Нас по-прежнему было свыше тридцати – тридцати пяти учеников в классе, и как наши учителя справлялись с нами – ума не приложу. Правда, мы своих учителей уважали. Первой моей математичкой была Нина Ивановна Воложенина, на вид очень простая русская женщина лет сорока пяти – пятидесяти, невысокого роста, полноватая, темноволосая, гладко причесанная, с ярко-синими глазами и добрым лицом. Я помню ее в неизменной темно-зеленой вязаной кофте, темной юбке и туфлях на низком каблуке. Единственно, что она себе позволяла, – это красить губы довольно яркой помадой. Нина Ивановна была строгой и требовательной, и мы ее побаивались, хотя и чувствовали, что она совсем не злая. Однажды я ощутила это особенно ясно. На перемене мы затеяли возню с кем-то из мальчишек, не помню точно с кем. Он лупил меня по голове учебником алгебры, а я сопротивлялась и старалась вырвать учебник у него из рук. Это один из видов школьного флирта: еще в младших классах Сережка Семенов на переменах постоянно вцеплялся в косы Люде Кривич, которые она укладывала корзиночкой на затылке, а она смеялась и отбивалась, как могла, но не жаловалась. И всем было понятно, что это он от любви. Так вот, увидев эту почти любовную сцену, Нина Ивановна посмотрела на меня, погрозила мне пальцем, вздохнула и сказала: «Ну, девка! Ну, зелье, ох, зелье!» И она так это сказала и так потом улыбнулась, что я поняла: ничего она на нас не сердится, ей только смешно, и она нас любит.

Физику (уже в шестом классе) нам преподавала Лидия Андреевна Орешина, худая, нервная женщина со строгим лицом, в очках. Она очень строжила нас и даже довольно часто на нас кричала. От нее мы услышали, что мы не просто бегаем, а «носимся колбасой по коридору», и что мы должны знать материал так, чтобы «от зубов отлетало». Учила нас она на совесть и была всегда справедлива.

Замечательная была у нас преподавательница истории Ольга Николаевна Воронцова. Высокая, полная, с некрасивым, но очень добрым лицом. Она тоже носила очки и взирала на нас сквозь них с бесконечной снисходительностью. Мы были таким горохом по сравнению с ней! Когда она объясняла нам очередной урок, я так впивалась взглядом в ее лицо и фигуру на фоне светлого окна, что, отведя взгляд, видела ее светлый силуэт на темном фоне – у меня получался негатив. Историю древнего мира и средних веков я любила и любила Ольгу Николаевну. Всяких богов и героев, королей и королев я высыпала перед ней прямо с ходу. Но когда в старших классах мы начали изучать всякие там революции и партийные съезды, я разлюбила историю, сама не понимая почему. Да и сама Ольга Николаевна к этому времени стала более нервной и раздражительной, и она стала чаще болеть. Но мы все равно ее очень любили, а она нас.