Школа жизни. Честная книга: любовь — друзья — учителя — жесть

Мы проводили время своей дружной компанией, понимая, что скоро разъедемся, и учить билеты совсем не хотелось. Накануне литературы я перед сном сказала сама себе: «Пусть мне приснится билет». И снится мне Наташа Ростова – а это был тридцать третий, последний билет, до которого я еще не дошла. Наспех утром повторила женские образы в романе «Война и мир» и побежала на экзамен. Захожу в кабинет, подхожу уверенно к столу, смело беру билет, читаю, и на весь класс вырывается мой радостный вопль: Наташа!

А вот с физикой отношения у меня были отнюдь не дружеские. Случилось так, что у доски готовился Он, для которого физика была ясна и понятна. Я разволновалась от того, что Он станет свидетелем моего будущего позора. И вдруг заметила, что Он, не глядя на меня, на своей половине доски пишет мои формулы и решение задачи. Поймав его взгляд, я благодарно кивнула, и – пока, физика!

Последним был английский. Я не боялась, поскольку он давался мне на удивление легко. В класс вошли шесть мальчишек; толкаясь, каждый торопился сесть за мной, надеясь на подсказку. Мне было интересно, кто там, оглянулась: Он! Мне очень хотелось отблагодарить его за поддержку на физике, но Он справился сам. Прозвище у него было «Ленин» – кстати, не только из-за имени Владимир.

Бал! Бал! Бал! Сколько ожиданий, волнений, но, как и в новогодний вечер, Он не решился подойти. Накануне моего отъезда Он пообещал прийти в аэропорт. Взлетел быстрый «Як», унося меня навстречу новой жизни. Я долго не отрывала глаз от родного города, где остался Он, который так и не пришел проститься. Мы учились в разных городах, не виделись несколько лет, но я знала, что судьба распорядилась так, что его жену тоже зовут Ларисой.

Я мечтала о дальних странах, морях, собиралась в мореходку, но документы вернулись, так как необходимо было сдать экзамены по разным способам плавания. А я, дитя холодного красавца Енисея, умела только «топориком». Вопросы, мучавшие меня: «Куда? Кем?», отпали сами собой, когда учителя уверенно сказали: «Не мудри: только в педагогический, ты прирожденный организатор». Так как любила и литературу, и географию, и иностранный язык, то опять оказалась на распутье. Мария Филипповна Радаева, которая учила нас английскому, очень походила на мою маму, что и помогло сделать выбор. Для меня до сих пор одним из самых страшных потрясений жизни стало сообщение о ее гибели в авиакатастрофе под Норильском. В память о ней и о моей маме мою дочь, которая родилась через год в 1983 году, зовут Мария.

Весной 2014 года будет сорок лет, как для нас прозвенел последний звонок. Мы с грустью пели: «Школьный звонок – музыка детства, музыка счастья, музыка сердца. Жаль, что понять не могли мы тогда наши беззаботные школьные года, наши счастливые школьные года». Разъехались, разлетелись во всей стране, но благодаря «Одноклассникам» мы продолжаем общаться, делиться новостями, радоваться и горевать, чувствуя, что мы все те же дружные девчонки и мальчишки из школы № 9 города Игарки. Встречаясь, замечаем, что добавляется седины, появляются болезни, но в глазах всё тот же блеск, юмор, доброта.

Как я люблю наш дружный, неугомонный, веселый, неповторимый класс! Спасибо нашим учителям и родителям за то, что научили нас дружить, любить, помогать, доверять, быть людьми. Теперь этому я учу своих учеников. За эти годы у меня было четыре выпуска, больше сотни выпускников, у которых я была классным руководителем. Они по-прежнему считают меня «второй мамой», что для меня самая дорогая награда.

Наталия Соколовская Война и мир на звезде КЭЦ

Стоять на крыле самолета было страшно. Казалось, или я соскользну, или крыло истребителя обломится под моей тяжестью. Боком, хватаясь за край кабины, я шагнула внутрь, умостилась в кресле пилота, пристегнулась, и стеклянная крышка-фонарь опустилась надо мной. Дрожащими пальцами я нажала несколько кнопок на приборной доске, немного подождала, а потом закрыла глаза и потянула на себя руль высоты… И тут в стекло кабины постучали. Крышка отъехала назад, и физрук сообщил, что мое время истекло…

Так первый и последний раз я оказалась в самолете-истребителе «МИГ-17», достигающем скорости звука. Похожие как раз выполняли свой интернациональный долг во Вьетнаме (о чем все узнали значительно позже), а этот, устаревшей модели, стоял на постаменте перед нашей средней школой.

Посидеть в самолете нам позволили в награду за победу в каком-то общешкольном соревновании. Кажется, это было в пятом классе.

Школа наша тогда была новым типовым четырехэтажным кирпичным зданием серого цвета. Основной корпус и два «крыла»: в одном актовый зал (он же столовая), в другом – спортивный.

Располагалась она внутри «спального» района, ближе к концу бесконечного Пискаревского проспекта (что особенно чувствовалось, если ехать в трамвае – на то время единственном виде транспорта, связывавшим этот район с «городом»), недалеко от Пискаревского кладбища, где были захоронены сотни тысяч блокадников. Школа наша открылась в 1964-м, и я поступила в нее во второй класс.