С остальными девушками я даже не знакомилась, просто слышала как к ним обращается Катерина и запоминала. Вон та девушка с тёмно-медными волосами и конопушками Джесика, вторая Николь, кучерявая шатенка Виола. Все мы сейчас сидели в спальне Катерины, а над нам порхали по две девушки: одна занималась причёской, а вторая делала макияж. Катерина же полулежала на своей огромной кровати и пила кровь молодого паренька с коротким ёжиком волос на голове. Мы сидели напротив и были обязаны смотреть на это. Это очередная тренировка (издевательство) или просто у нашего «учителя» проснулась больная фантазия. Я сидела и терпела боль, которую мне причиняет парикмахер: она что-то вычёсывала из моей головы мелкой расчёской, постоянно вонзая острые зубчики в кожу головы.
Почему-то вспомнилось самое извращенное испытание Вампирши. Мы так же, как сейчас сидели на стульях и смотрели на кровать, но вместо одной Катерины и какого-нибудь бедолаги там была целая оргия! Семь парней и четыре девушки вытворяли на кровати такое (!), что покраснела даже я. А Катерина ходила по комнате со стеком и внимательно наблюдала за нами. Как только кто-то отводил взгляд или ворочался на месте, Вампирша тут же больно била нас этим самым стеком по рукам и ногам. Было реально больно и на коже оставались красные пятна и борозды. И так продолжалось около трёх часов. Больше всего ударов получила моя Мэри. Она из католической семьи и ей это всё в новинку.
— Вы чувствуете это предвкушение летающее в воздухе? — вырывая меня из воспоминаний, спросила нас Катерина. — Я, например, просто дождаться не могу, когда мы посетим заседание Суда и отправимся на вечеринку в честь такого знаменательного события!
Мы все, как одна смотрим на неё открытым и чистым взглядом. Со стороны может показаться, что мы роботы, поскольку такого постоянного взгляда у людей не бывает, ведь мы изменчивые, но Катерина требует, чтобы так было всегда. Я стараюсь погружаться в свои воспоминания, чтобы не чувствовать боли в ногах: каждый день мы стоим в одной позе по четыре часа и от этого ноги просто немеют. Ладно бы она нас ходить заставляла или бегать, так нет же, мы должны просто стоять, изображая из себя статуй. По их мнению так и должны выглядеть люди: молчаливые, спокойные, невозмутимые, послушные.
С Эммой я связывалась пару раз, но лишь для того чтобы узнать, что меня ищут, но найти никак не могут. Это очень сильно портит моё и так не оптимистическое настроение и я чувствую усталость всё больше и больше. Она предлагала мне рецепты зельев, даже против Вампиров (видя мою мрачность, она открыла тайну зелья, которое может усыпить Вампира ровно на двадцать минут, но для его приготовления нужно много ингредиентов и самое плохое — Вампиры будут знать, что их кто-то отравил, поскольку они спят очень мало около двух часов в сутки), но это было как свеча в руках у человека, у которого нет спичек — оно как бы есть, но применить-то я это не могу. Поэтому Эмма ничем не могла мне помочь, только историями из маминой жизни. В основном она рассказывала, как они в детстве вместе жили у бабушки Карнелии и проказничали. Я слушала, открыв рот, и впервые за эти ужасные дни улыбалась, потому что хотела, а не потому что приказала Катерина. Но потом я просыпалась и всё повторялось: завтрак, стояние на месте, обед, новое и извращенное испытание, ужин и опять бесцельное стояние на месте. Эмма видела моё бедственное состояние, но ничем помочь не могла. У меня была не депрессия, а что-то вроде нервного срыва. Когда у меня что-то не получилось я была в шаге от банальной истерики, но мне удавалось сдерживать свои порывы, но потом вечером в душе и ночью в кровати я ревела часами, уткнувшись лицом в подушку. Это делали все, только в разное время и с разной громкостью. Кто-то даже пятиминутной отлучкой в туалет пользовался, чтобы поплакать. Всем было тяжело, поскольку о свободе в нашем положении можно было только мечтать. Никто не верил словам Катерины, что по окончанию нашего «обучения» мы будем возвращены в свои семьи. Я старалась не думать о Дженни, которая скорее всего меня ищет, о дяде и тёте, которые места себе не находят, это слишком подкашивает меня и становится ещё хуже, чем есть сейчас.
— Девочки, — вновь обратилась к нам Вампирша, отпихивая от себя тело парня. — Я чувствую ваш страх. Что случилось? Неужели вам жалко это мальчугана?
Мы молчали, так как ни к кому конкретно она не обращалась, а отвечать мы можем только с позволения и только за себя.
— Виола, — обратилась она к девушке. — Что беспокоит тебя?
Я лишь глаза в её сторону повернула, но не голову, поскольку визажист, что-то втирала мне в кожу, а парикмахерша начала делать мне начёс.
— Моя госпожа, я боюсь, что… — Виола чуть неуверенно замолкла, но потом взяла себя в руки и продолжила. — Меня будут использовать, как сексуальную рабыню, а я не хочу этого.