Школяр

— Ну, а как же ты хотела, деточка? Сначала ты раздаешь авансы, потом бегаешь по мужскому дормиторию в совершенно неподобаемом виде. Тут у кого угодно голова пойдет кругом!

Полные слез и надежды прекрасные глаза Габриэль вспыхнули возмущением.

— Что? Я раздавала авансы? Да никогда этого не было, я приличная девушка из благородной семьи! А что он себе надумал, я ни чуточки в том не виновата, и я хочу-хочу-хочу в Кейплиг!

В её голосе появились нотки неподдельного отчаяния. Выслушав её, ректор скорбно покачал головой.

— Голубушка, ты виновата в том, что собственными руками сотворила очень неприятную ситуацию. Тебе скоро пятнадцать лет, пора начинать соображать. Посиди здесь, охолони, подумай, где и в чем ты ошиблась и как избежать этого в будущем. Если же ты настаиваешь на отъезде, я тебя, конечно, отпущу, но обязательно напишу твоей матери о происшедшем, чтобы уже она занялась твоим воспитанием.

Габриэль в испуге воскликнула:

— Ой, не надо, я лучше здесь останусь! Не надо, профессор, пожалуйста!

Ректор доверительно сказал:

— Вот и договорились! Тогда я напишу твоей матушке, что вы учинили здесь безобразие, испакостив редкую книгу, и оставлены её переписывать. Так будет лучше для всех, я уверен.

Перепуганная до смерти Габриэль истово закивала.

— Спасибо, профессор, — пролепетала она, склонив голову.

Хозеки вдруг зашептались. Ректор располагающе поморгал на них.

— Я не против, — вполголоса произнесла Мета.

— Я тоже, — сказала Анна, — какая разница, где морозить зад? Папочка отрабатывает летние грехи в столице, а без него в доме будет тоска!

Филь уставился на дверь, желая поскорей оказаться за ней, так сильно забурчало у него в животе. Не доверяя стряпне Якоба, он хотел успеть вдоволь наесться за оставшееся время и не был намерен пропускать завтрак. Ошибочно приняв его нетерпение за желание приняться за работу, ректор милостиво махнул рукой, разрешая удалиться.

И тут Ян спросил у него:

— Профессор, у вас найдется еще один голубь послать письмо и нашему отцу?

— 19 —

«И опять был это рок или они случайно остались там той зимой, занятые тяжелым делом, когда только и можно узнать человека? Формируя свою судьбу, а с ней твердо и бесповоротно меняя судьбу уже всей Империи…»

Клариса Гекслани, «История Второй Империи, Комментарии»,

1-е издание, репринт, Хальмстемская библиотека

Зима в тот год выдалась суровей прежней. Мороз усиливался с начала декабря и в последних числах месяца совсем сковал Алексу. Тепла под школьной робой хватало на несколько минут, а без натянутого до глаз шарфа можно было остаться без носа.

Филь не раздумывая перелез в раздобытые для него Якобом тулуп, валенки, волчью шапку и рукавицы, пусть воняющие застарелым потом. Хозеки, пытавшиеся форсить поначалу, тоже в конце концов сменили сапоги и перчатки на валенки и рукавицы.

Работа, которой они занимались, их плохо согревала. Библиотечную дверь держали открытой для пущего света, и через неё задувало ледяным ветром. Филь так промерз, что не мог согреться в бане. Ян ощущал себя не лучше. Габриэль утеряла всякую говорливость. Мета то и дело чихала и сморкалась. Анна непрерывно пребывала в дурном настроении.

— Не понимаю, что я тут делаю с вами! — стенала она. — Где была моя голова, когда я согласилась на это? На меня напал морок, не иначе!

Якоб старался облегчить их существование, взяв на себя приготовление еды, отопление дормиториев и баню. Он также помогал им с веревками, которыми поднимали и ставили на место стеллажи, но на большее у него не оставалось времени. Перебирать книги в сумраке зимнего дня и расставлять их по местам он предоставил друзьям.

Новый год и празднование дня рождения Хозеков прошли в угрюмом настроении. Перелом в отношении к ненавистной работе произошел в день, когда над Алексой разразилась снежная буря.

Всё началось с того, что на Анну упал стеллаж. Случилось это после обеда, состоявшего из похлебки, в которую Якоб положил горох, пару кусков свинины и три больших луковицы. Не столько насытившись, сколько остервенев от еды, Анна не придумала ничего лучшего, как попытаться удержать стеллаж, поставленный утром и накренившийся от ветра, ворвавшегося в распахнутую Филем дверь.

Стеллаж набил Анне шишку на макушке и рассек кожу на лбу до крови. Мета, впав в панику, потребовала оказать сестре помощь и остановить кровотечение. Габриэль её поддержала. Вынужденные подчиниться, Ян с Филем оставили работу и устремились к профессорскому жилью в надежде найти что-нибудь, что может помочь.

У ректора, как ожидалось, дверь была заперта. У Роланда с Лонерганом тоже. У отца Бруно, однако, она неожиданно легко поддалась.