Школьная бойня

– Бред городишь, – нахмурился Серов. – Не приезжал я к Олесе. Не получилось. Помешала погода, поездку отложил.

– Может быть, какая-то другая машина той же марки наехала на моего сына? – с сомнением в голосе спросил Веснин. – Хочешь сказать, что я ошибся?

– Да не был я там!

– Не ори, – угрожающе произнес Веснин. – Разговор будет долгим, потому держи себя в руках, не истери. И скажи секретарю, чтобы никого не пускала, пока я не уйду.

Серов посмотрел в его глаза и понял, что ему придется очень и очень постараться, чтобы убедить Веснина в том, что он, Серов, совершенно не виноват. Это было сущей правдой, и именно она позволяла главе Управы еще хоть как-то сдерживаться, чтобы не позвать охрану. Вздрогнул, случайно коснувшись пальцем корпуса своего мобильного телефона, лежавшего тут же, на столе. Осенившая его идея показалась спасением.

– Это ты, да? – задал он самый трудный вопрос в своей жизни. – Это ты Шлицмана… убил?

– Убит был только мой сын, – ответил Веснин. – А остальные – наказаны. Самосуд не так уж и плох в каком-то смысле. Я целый год все ждал и ждал, что они хоть как-то понесут ответственность, но – нет. Не случилось. Егора больше нет, а они живут. Несправедливо, не находишь?

Серов знал о каждой смерти. Он курировал эту школу, был знаком с педагогами и с некоторыми сошелся очень близко. Даже в гостях у них бывал, если просили в чем-то посодействовать. Вот только у молоденькой учительницы младших классов не довелось чайку попить. Гордая, немногословная Ольга Игоревна держалась от него на расстоянии, как и Шлицман. Даже когда Серову сообщили о смерти директора, он все еще не понимал, откуда дует ветер. А потом в один момент его вдруг осенило. Черт возьми, Немирович сделал все, чтобы о гибели брата одного из учеников не говорили на каждом углу. Приказал детям держать рты на замке, заплатил кому-то на базе отдыха, уговорил молчать того же Шлицмана в обмен на любые поблажки. И держал, держал возле себя всех, кто знал всю правду. Не отпускал, охаживал, надеялся на то, что забудут, сотрут из памяти. Бедняга Немирович расстелился перед всеми, только бы побыстрее замять историю. А теперь и его самого нет. Домолчался.

Но если Серов догадывался о причине, то не знал имени того, кто методично избавляется от каждого, кто имел отношение к прошлогодней летней поездке. А гибель Арефьевой Серову и вовсе была не понятна.