Школьные годы

На Илью Семеновича класс смотрел теперь восхищенно. Наташа вернулась на свою последнюю парту.

— Урок прошел удивительно плодотворно, усмехнулся Мельников устало. — Дома прочтете о Декабрьском вооруженном восстании. Все… А теперь…

Зазвенел звонок.

— А теперь — прощайте.

Девятый «В» смотрел на него с небывалой тревожной сосредоточенностью. Мертвая стояла тишина. И у Наташи в глазах испуг…

— Итак, до понедельника. И постарайтесь за это время не сжечь школу, — быстро взглянул Илья Семенович на Генку и захлопнул журнал. — Все свободны.

Облегченно вздыхают ребята. И спешат убраться в коридор, оставить их наедине — а чем еще отблагодарить Мельникова за испытанное сегодня наслаждение справедливостью? Тех, кто не сразу это смекнул, подгоняли сознательные: живей, мол, тут не до вас…

Мельников и Наташа вдвоем. Без всяких предисловий он вынул из внутреннего кармана тот листок, который мы уже видели у него в руках, и сказал:

— Наташа! Отбил… Хотите послушать?

Да, она хотела…

Это не вранье, не небылица:
Видели другие, видел я,
Как в ручную глупую синицу
Превратить пытались журавля…

Чтоб ему не видеть синей дали

И не отрываться от земли,
Грубо журавля окольцевали
И в журнал отметку занесли!

Спрятали в шкафу, связали крылья

Белой птице счастья моего,
Чтоб она дышала теплой пылью
И не замышляла ничего…

Но недаром птица в небе крепла!

Дураки остались в дураках…
Сломанная клетка…
Кучка пепла…
А журавлик —
снова в облаках!

— А знаете, что он написал в этом сочинении?

— Откуда я могу знать? Теперь этого никто не узнает, — засмеялся Мельников.

— Он написал: «Счастье — это когда тебя понимают…»

— И все?

— И все!

Неловко было им оставаться дольше в пустом классе под охраной такого количества «заинтересованных лиц».

Мельников с силой открыл дверь.

От этого произошел непонятный шум: оказывается, Сыромятников подслушивал и получил за это сногсшибательный удар дверью по лбу!

Вот он сидит на полу, вокруг все ребята над ним смеются. И Наташа. И сам Илья Семенович. А Сыромятников сидит, раскинув широко свои длинные ноги, сначала кряхтит, но потом скалится всей прелестью своей щербатой, лошадиной, неповторимой улыбки:

— Законно приложили!..

Проходивший мимо первоклассник Скороговоров потянул его за рукав:

— Дядь, вставай, простудишься.

ЕЛЕНА ВОРОНЦОВА НЕЙЛОНОВАЯ ТУНИКА

«Нейлоновая туника» — повесть о девушке, которая вдруг стала учительницей, и об этой профессии.

Когда я училась в школе, мне очень нравилось читать, как Жилин в «Кавказском пленнике» лепил для Динки глиняных кукол и вырезал из дерева ножиком валик, а валик оперял дощечками — и получалось водяное колесо. В «Войне и мире» я любила следить за невысоким сутуловатым капитаном Тушиным, когда он, попыхивая трубочкой и представляясь себе «огромного роста, мощным мужчиной, который обеими руками швыряет французам ядра», держал своими одинокими четырьмя пушками всю русскую передовую.

Я хотела знать, как люди сражаются, пишут книги, делают машины и вообще: как это все получается — машины, книги. Что и после чего, создавая их, люди делают, о чем в это время думают и какие им нужны знания. Я запоминала, как строгановские художники-изографы у Лескова составляют нежные, растворенные на яйце краски, левкасят доски казанским алебастром — левкас делается гладок и крепок, как слоновая кость, — и на нем пишут и лик, и палаты, и терем. А когда окончила школу и начала работать на заводе, любила подолгу смотреть, как рабочие-медники в нашем цехе сначала большими деревянными молотками, а потом маленькими железными молоточками выколачивали фигурные и точные — до десятых — металлические сферы. По этим образцам делалась оснастка, и мощные станки гнали в серию уже сотни сфер, которые, обрастая различными патрубками и кронштейнами, превращались в двигатели для ракет.