Школьные годы

С тыльной стороны к школе пристраивали мастерские. Там был строительный беспорядок, стабильный, привычный, а потому уже уютный: доска, водруженная на старую трубу из котельной, образовала качели, леса и стальные тросы применялись для разных гимнастических штук; любили также пожарную лестницу; здесь можно было переждать какую-нибудь опасность, покурить, поговорить с девчонкой — словом, свой, девятый «В» Мельников не случайно обнаружил именно здесь.

Его увидели.

Кто-то первый дал сигнал тревоги, кто-то сделал попытку убежать, но был остановлен… До появления Мельникова они стояли и сидели на лесах группами, а теперь все сошлись, соединились, чтобы ожидаемая кара пришлась на всех вместе и ни на кого в частности…

Генка Шестопал наблюдал за событиями сверху, с пожарной лестницы; он там удобно устроился и оставался незамеченным.

Мельников разглядел всю компанию. Они стояли разлохмаченные ветром, в распахнутых пальто… Портфели их сложены на лесах.

— Здравствуйте, — сказал Илья Семенович, испытывая неловкость и скуку от предстоящего объяснения.

— Здрассте… — Они старались не смотреть на него.

— Бастуем, следовательно?

Они молчали.

— Какие же лозунги?

Выступил вперед второгодник Сыромятников.

— Мы, Илья Семенович, знаете, за что выступаем? За уважение прав личности!

И многие загудели одобрительно, хотя и посмеиваясь. Сыромятников округлил маленькие глазки. Ему не часто удавались столь глубокие формулировки, и он осмелел.

— Надо, Илья Семенович, англичаночку призвать к порядку. Грубит!

Мельников поглядел на длинное обиженное лицо этого верзилы — и не выдержал, рассмеялся:

— А я думал, тебя можно обидеть только оглоблей!

Костя Батищев перекинулся взглядом с Ритой и отодвинул Сыромятникова.

— Скажи, Батя, скажи… — зашептали ему.

Костя заговорил, не вынимая рук из косых карманов своей замечательной теплой куртки:

— Дело вот в чем. Сперва Наталья Сергеевна относилась к нам очень душевно…

— За это вы сорвали ей урок, — перебил Мельников.

— Разрешите, я скажу свою мысль до конца, — самолюбиво возразил Костя.

— Прежде всего вернемся в помещение. Я вышел без пальто, а у меня радикулит…

Ребята посмотрели на Костю; он молчал, чувствуя свою власть и над ними и над этим узкоплечим продрогшим человеком в очках.

— А вы идите греться, Илья Семенович, — объявил ему Батищев с дружелюбным юмором, — мы придем на следующий урок.

Не глядя на Костю, Мельников сказал:

— Демидова, ты комсорг. Почему же командует Батищев?

Маленькая Света Демидова подняла честные глаза и серьезно сказала:

— Потому что у меня воля слабее.

— Комсорг — это же оппортунист, рабочая аристократия, — веселым тонким голосом объявил Михейцев.

— Пошутили — и будет, — невыразительно уговаривал Мельников. И смотрел на свои заляпанные глиной ботинки.

— А мы не шутим, Илья Семенович, — возразил Костя. — Мы серьезно.

— А если серьезно… тогда получите одну историческую справку! — молодеющим от гнева голосом сказал учитель. — Когда-то русское общество было потрясено казнью Желябова, Перовской, Кибальчича… Или другое: из Орловского каторжного централа просочилась мольба заключенных о помощи: там применялись пытки… В таких случаях ваши ровесники не являлись в классы. Бастовали. И называли это борьбой за права человеческой личности… Как Сыромятников.

Это смутило ребят.

А сводить счеты с женщиной, у которой сдали нервы, — непорядочно! — закончил он.

— И что… помогали они? Ихние забастовки? — трусливо вобрал Сыромятников голову в плечи.

Илья Семенович не ответил, оглядел их всех еще раз и повернулся, чтобы уйти восвояси: у него не было больше ни аргументов, ни желания уламывать их… Но тут он увидел бегущую Наташу.

Ребята насторожились, переглянулись: теперь учителей двое, они будут снимать стружку основательнее, злее… За ворону, за срыв уроков вчера и сегодня, за все…

Наталья Сергеевна была, как и Мельников, без пальто, но не мерзла — от возбуждения. Блестя сухими глазами, она сказала легко, точно выдохнула:

— Я хочу сказать… Вы простите меня, ребята. Я была не права!

И девятый «В» дрогнул. Произошло замешательство.

— Да что вы, Наталья Сергеевна! — хором заговорили девочки, светлея и сконфуживаясь.

— Да что вы, — заворчали себе под нос мальчишки.

— Нет, вы тоже свинтусы порядочные, конечно, но и я виновата…

Срывающийся голос откуда-то сверху сказал взволнованно:

— Это я один виноват! Ворона-то — моя…

Все задрали головы и увидели забытого наверху Генку. Он еще что-то пытался сказать, спускаясь с лестницы, но все потонуло во взрыве смеха — по его адресу. Обрадовался разрядке девятый «В»!..

— А я на Сыромятникова подумала!

— Что вы, Наталья Сергеевна, я ж по крупному рогатому скоту!

А Мельников, стоя спиной к ним, завязывал шнурок на ботинке. Ветер трепал его шарф и волосы. У него было такое чувство — неразумное, конечно, но противное, — будто вся компания смеется над ним. И Наташа тоже.

Потом урок английского языка шел своим чередом. Зная, что они похитили у Натальи Сергеевны уйму времени, ребята старались компенсировать это утроенным вниманием и активностью.

— What is the English for…[6] ехать верхом? — спрашивала звонко Наташа.