Школьные годы

— Вот вам и преступник! — говорил Александр Александрович. — Наша старейшая учительница Ксения Петровна (может быть, помните ее?) говорила в таких случаях: «В семнадцать лет неисправимых нет. Но зато есть плохие родители, плохие учителя. Есть сложные обстоятельства, из которых юный человек не всегда может выйти с честью». Я, например, считаю себя во многом виноватым в судьбе Ласкина. Я и все мы, педагоги, вовремя не обратили внимания на домашнюю жизнь Коли. А потом уже было поздно…

Рослая блондинка в черной форменной шинели и черном берете пригласила пассажиров следовать за собой.

На открытом аэродроме ветер хлестнул в лицо колючим влажным снежком, поднял серебрящуюся в свете фонарей поземку. В темном небе рокотал самолет.

Подняв воротник, Павлов шел рядом с Бахметьевым, не переставая расспрашивать его о событиях и людях, которые оставили такой глубокий след в его памяти.

— А директор, завуч, учителя все те же?

— Директор та же, — легко и быстро шагая навстречу ветру, говорил Александр Александрович, — Нина Александровна. По-прежнему строгая, вся в черном, как монахиня. Немного суховата, но энергична, справедлива. Ее уважают и ученики, и учителя, и родители. В школе она сумела создать образцовый порядок. Все заметит. За всем доглядит. По району Погорюйская школа на первом месте. Алевтину Илларионовну с заведования учебной частью школы сняли тогда же. Она преподает немецкий язык. Ксения Петровна теперь пенсионерка, но общественную работу несет немалую: руководит методическим объединением. Учителю, который всю жизнь отдал школе, не так-то просто уйти из нее. Алексей Петрович по-прежнему преподает физику и бессменно избирается парторгом…

Наша работа на первый взгляд однообразная, — после минутного молчания продолжал Александр Александрович. — Тот же звонок, та же программа, те же педсоветы. Но это на первый взгляд, а на самом деле нет разнообразнее труда учителя. Сколько событий! Сколько характеров! Жизнь вокруг интересная, многообразная, и, главное, какое огромное удовлетворение испытываешь оттого, что видишь, как ты вторгаешься в эту жизнь и ощущаешь результаты своего труда! Знаете, — Александр Александрович улыбнулся и взялся одной рукой за перила лестницы, — это великое счастье — быть учителем. И этого счастья я мог бы лишиться, если бы не вы.

— Ну вот, — в свою очередь, улыбнулся Павлов, то-же берясь за перила и поднимаясь по лестнице в самолет, — а я счастлив тем, что у нас есть такие учителя.

Оба на мгновение задержались в дверце самолета, окинули взглядом освещенный аэродром и рассыпавшиеся вдали огни большого города.

Дверца захлопнулась, лестницу откатили. Через несколько минут самолет Ри-78 взмыл в небо и взял курс на Иркутск.

Юрий ТОМАШЕВСКИЙ

С ЧЕГО НАЧИНАЕТСЯ СЧАСТЬЕ!

Помните, в киноповести «Доживем до понедельника» 9-й «В» пишет сочинение?

На доске две темы по программе, а третья — свободная: «Мое представление о счастье». Бесшумно ходит между рядами Светлана Михайловна, заглядывает в тетради, дает советы. Класс согнулся над партами.

Не пишет только Генка Шестопал. Он нервничает, вертится, то и дело стреляя глазами в Риту Черкасову. Наконец, берет себя в руки и выводит определение: «Счастье — это, по-моему, когда тебя понимают».

И ни слова больше.

Он закрывает тетрадь. А вместе с ней как бы закрывает и саму тему. Для себя.

Потому-то он и вставил: «По-моему».

Но вот мы читаем повесть Елены Воронцовой «Нейлоновая туника» — и что это? Та же самая мысль?

Молодая учительница литературы Марина Львовна, еще совсем недавно счастливая уже только лишь от сознания, что живет и работает бок о бок с человеком, в котором она нашла наконец родственную душу, теперь думает о том, что надо «как-то скрыть свое отчаяние»: на поверку оказалось, что ее кумир — завуч Ирина Васильевна — «ее не понимала».

Значит, не только один Шестопал впрямую связывает свое счастье с пониманием тебя окружающими.

В повести Владимира Тендрякова «Весенние перевертыши» надрывается, бьется в истерике тринадцатилетний паренек Дюшка: «Боюсь! Боюсь! Вас всех боюсь!»

Доселе «устойчивый мир» вдруг заиграл с ним в удивительные «перевертыши». Только что почувствовавший счастье первой любви, Дюшка с великой тоской и недоумением сознает, что, по сути дела, он разнесчастнейший человек: «…никто его не понимает, никто его не жалеет — даже мать».

Итак, как говорится, нашего полку прибыло. Генка Шестопал, Марина Львовна, а теперь еще и Дюшка считают, что счастье — в понимании тебя людьми.

Но и это не все. В повести Агнии Кузнецовой «Честное комсомольское» уже не один кто-то, а целый класс мучается оттого, что его не понимают, и вот из далекого сибирского села Погорюй приходит от школьников письмо в Москву, в Министерство просвещения: может, вы нас поймете?..

Всего четыре произведения о школьных годах, а вон уже сколько литературных героев не задумываясь поставили бы свою подпись под тем, что написал в своем сочинении Генка Шёстопал!