Школьные годы чудесные

Кстати, Капаница в школу больше так и не пришел. И его мамаши Василисы Филимоновны тоже не наблюдалось. В кабинете географии хозяйничала пионервожатая Ленка Русакова, студентка-заочница пединститута.

Наташка, Наталья Михайловна Гревцова, на обеих своих «метриях» меня почему-то старательно не замечала, зато пару раз подняла Светлану, выставив ей одну «пятерочку». Светка восприняла это как должное.

— Ты у меня молодец! — сообщил я ей, когда она вернулась на место с дневником.

— Я стараюсь! — отозвалась она.

Даже на мою достаточно громкую реплику Наталья Михайловна решительно не обратила внимания.

После второго урока на перемене у нас, средних и старших классов, был завтрак. Разумеется, в школьную столовую на приём пищи мы ходили бегом, включая девчонок, хотя порций всегда хватало всем.

После первого урока завтракали 1–3 классы. У дверей столовой на первой перемене выставляли дежурных, которые не пускали представителей старших классов, чтобы не мешать малышне завтракать. Иногда для усиления у дверей столовой вставал дежурный учитель.

На второй перемене дежурных уже не было. И работал буфет. Прорвавшись через толпу, я купил две полоски. Принес, предложив Светлане:

— Будешь?

— Спасибо!

Не успела она взять пироженку, как вторую у меня выхватил Мишка:

— Я тоже буду! — и хитро улыбнулся мне приветливой улыбкой людоеда. Так я остался без мучного к чаю.

Третий урок был химия. И опять Татьяна Федоровна о чём-то распиналась у доски, но так тихо и невнятно, что проще было открыть и читать учебник.

Ближе к концу урока дверь кабинета отворилась без стука. В класс вошел Ершов в сопровождении директора школы.

— Где Ковалёв? — начал он без каких-либо предисловий, вроде «здрасьте».

Я встал.

— Поехали, Антон! — сказал он как-то то ли устало, то ли замученно. — Времени нет. Всё потом.

Я пошел на выход. Проходя мимо Мишки, попросил:

— Вещи мои забери, хорошо?

— Пошли, пошли! — поторопил меня опять чекист.

Во дворе школы стояла черная «волга» с «цветомузыкой» на крыше.

— Садись! — Ершов открыл мне заднюю дверь. Сам сел впереди рядом с водителем.

— Поехали!

Водитель сразу же включил и мигалку, и сирену. «Волга» рванула с места. Я, даже находясь на заднем сиденье, ухватился за ручку над дверью.

Мы мчались, нет, скорее летели исключительно по встречной полосе, распугивая немногочисленные машины. Всё-таки пассажиропоток в середине рабочего дня был не особо плотным.

— Куда едем? — спросил я, когда мы уже проехали химзавод.

— В госпиталь, — бросил Ершов. — Дениса подранили.

— Сильно?

Ершов смолчал. Я осознал некорректность своего вопроса. Конечно, сильно. Иначе за мной бы они не приехали.

«Волга» заехала прямо во двор, практически не останавливаясь на КПП. Солдаты с повязками на рукаве только козырнули, поднимая шлагбаум. Ершов вышел, махнул рукой:

— За мной.

Мы поднялись на второй этаж, прошли до конца по коридору. Остановились перед дверью с надписью «Реанимация».

«Все, как в БСМП!» — подумал я.

Только в отличие от больницы, дверь в реанимационный отсек была открыта. Ершов снял с вешалки белый халат, надел. Второй надел я. Вешалка с халатами стояла прямо у двери.

Прошли дальше, до конца коридора, упёрлись в дверь с надписью «Операционная». Над ней горела красная лампа «Не входить». Возле двери стояла кушетка, на которой сидели мужик в возрасте и молодая женщина. Поодаль стояли еще трое мужчин в костюмах-галстуках, все как на парад. Видимо, коллеги.

Ершов кивнул им и приоткрыл дверь, осторожно зашел. Следом за ним шагнул и я. Нам навстречу выскочила женщина в халате и маске:

— Сюда нельзя! Нельзя!

И попыталась нас вытолкнуть. Следом за ней из застекленной комнаты вышел мужчина, тоже в халате, маске и шапочке и, снимая резиновые перчатки, устало буркнул:

— Всё, уже можно!

— В смысле? — не понял Ершов.

— Всё, можно заходить, — яростно с непонятной досадой ответил хирург, бросив перчатки в контейнер. — Можно польку бабочку танцевать. Всё, что хотите!

Следом за хирургом из операционного отсека вышли две женщины, тоже из числа медперсонала. Одна развела руками:

— Мужайтесь… Увы… Все мы не вечны…

Ершов оттолкнул её, бросился в отсек. Я — за ним. На столе под многоламповой люстрой лежало тело, с головой накрытое простыней. Игорь повернулся ко мне.

— Опоздали, — бросил он. — Опоздали…

От отчаяния он сел прямо на пол и заплакал. В отсек зашла медсестра, попыталась его поднять.

— Пойдемте, здесь нельзя посторонним!

Она потянула за рукав и меня.

Я замер. Сквозь призму магического зрения я увидел, как над самым телом замер серебристый сгусток — точно такой же, как на кладбище в деревне.

Я осторожно, словно боясь спугнуть, протянул к нему щупальце «хлыста», формируя на его конце кисть руки. Этой кистью я ухватил этот серебристый сгусток, слегка сжал, не выпуская.

— Работаем! — выкрикнул я, не отрываясь.

— Что? — сзади поднялся Ершов.

— Не пускай сюда никого и не отвлекай!